Элизабет Гилберт - Происхождение всех вещей

— Я тоже привезла ситец, — расстроенно пробормотала Альма. — Для женщин.

— О, им это очень понравится! — Преподобный Уэллс забыл уже, что вещи Альмы украли. — А бумагу вы привезли? А книги?

— Да, — отвечала Альма, и с каждой секундой ей становилось все грустнее.

— Видите ли, с бумагой тут у нас проблемы. Ветер, песок, соль, дождь, насекомые — трудно представить более губительный климат для книг! Я был свидетелем того, как все мои бумаги растворились на глазах!

« И я вот только что », — чуть не произнесла Альма вслух. Кажется, еще никогда в жизни она не была так голодна и измучена.

— Вот бы мне память, как у таитян, — продолжал преподобный Уэллс. — Тогда бы мне не нужна была бумага! Все то, что мы храним в библиотеках, они хранят в уме. По сравнению с ними я иногда кажусь себе дурачком. Самый молодой рыбак здесь знает названия двухсот звезд! А что знают старые — вы даже не представляете. Раньше я делал записи, но слишком уж расстраивался, глядя, как их съедает гниль, когда я даже не успевал дописать до конца. Здешний влажный климат в изобилии рождает плоды и цветы, но также гниль и плесень. Это не место для ученых! Но на что нам история, спрошу я вас? Ведь наш век в этом мире так короток! И зачем утруждать себя, документируя течение наших жизней, которые как вспыхнут, так и погаснут? Если по вечерам вам будут слишком докучать москиты, попросите сестру Ману, чтобы та показала вам, как жечь сухой свиной навоз у входа в хижину — это их немного отпугнет. Вы убедитесь, что сестра Ману — мастерица на все руки. Раньше я читал проповеди, но ей это больше по душе, да и туземцам ее проповеди нравятся больше моих, поэтому проповедует у нас теперь она. Родных у нее нет, вот она и присматривает за свиньями. Кормит их с руки, чтобы не убегали из поселка. Она небедна, кстати, в своем роде, конечно. Одного поросенка можно променять на месячный запас рыбы и прочие сокровища. Жареная свинина у таитян на вес золота. Раньше они верили, что запах жарящегося мяса притягивает богов и духов. Конечно, некоторые из них и до сих пор в это верят, хотя теперь все они христиане, ха-ха-ха! Как бы то ни было, с сестрой Ману не повредит водить знакомство. У нее хороший голос. Для европейского слуха таитянские мелодии лишены всего, что делает музыку приятной, но со временем они перестают казаться такими уж невыносимыми.

Так значит, сестра Ману все же не жена преподобному Уэллсу, подумала Альма. Но кто же тогда его жена? И где она?

Он же без устали продолжал говорить:

— Если увидите огни в море ночью, не бойтесь. Это туземцы рыбачат с фонариками. Весьма живописное зрелище. Свет привлекает летучих рыб, и те запрыгивают в каноэ. Некоторые мальчишки умеют ловить их и руками. И не только рыб. Одно скажу я вам — если суше на Таити в чем и не хватает природного разнообразия, изобилие подводных чудес с лихвой это компенсирует! Если хотите, завтра покажу вам коралловые сады на рифе. Там вы увидите самые поразительные доказательства изобретательности нашего Господа! Но вот мы и пришли — вот хижина мистера Пайка! Теперь она станет вашим домом! Или лучше сказать — фаре ! «Дом» по-таитянски фаре . Пора уже вам выучить пару слов.

Альма повторила про себя это слово: фаре . Запомнила его. Она очень устала, но ничто и никогда не могло помешать Альме Уиттакер навострить уши при звуке слов незнакомого языка. В тусклом лунном сиянии Альма увидела на небольшом возвышении над берегом маленькую фаре , спрятанную в пальмовых ветвях. Хижина была немногим больше самого маленького сарая в «Белых акрах», но выглядела уютной. Она напоминала коттедж на английском взморье, правда, сильно уменьшенный в размерах. От пляжа к двери вела газетная дорожка из ракушечника, извивающаяся как змея.

— Не тропинка, а не пойми что, знаю, но такую уж выложили таитяне, — заметил преподобный Уэллс и рассмеялся. — Они не видят никакого смысла в том, чтобы делать прямые тропинки, даже на самом коротком отрезке пути! Вы еще привыкнете к таким чудесам. Но хорошо, что хижина стоит на возвышении, чуть вдали от берега. Вы в четырех ярдах от линии прилива.

Четыре ярда. Как близко, подумалось женщине.

Ступая по кривой тропинке, Альма и преподобный Уэллс подошли к хижине. Альма увидела, что роль двери выполняет простая загородка, сплетенная из пальмовых веток; преподобный Уэллс легко открыл ее одним толчком. Очевидно, хижина не запиралась — и видимо, так было всегда. Ступив внутрь, он зажег лампу. Они встали посреди единственной маленькой комнаты, открытой всем ветрам. Под потолком виднелись балки, а крыша была выложена тростником, связанным в пучки ярко-красной веревкой. Альма с трудом могла выпрямиться, не ударившись головой о нижнюю балку. По стене пробежала ящерица. Пол был усыпан сухой травой, шуршавшей под ногами. Из мебели в хижине стояла маленькая, грубо сколоченная деревянная скамья без подушки, но со спинкой и подлокотниками. Еще в хижине были стол и три стула, один из которых, сломанный, валялся на полу. Стол был похож на детский. Окна без штор и стекол выходили на три оставшиеся стороны. Еще там стояла маленькая кровать, едва ли больше, чем скамья; сверху был брошен тонкий тюфяк. Он, кажется, был сшит из старого полотняного паруса и набит чем придется. В общем, комната больше годилась для человека ростом с преподобного Уэллса, а не для высокой и дородной Альмы.

— Мистер Пайк жил, как живут туземцы, — проговорил преподобный Уэллс, — то есть в одной комнате. Но если вам нужны перегородки, мы можем их сделать.

Альма представить не могла, куда в этой крошечной комнате поставить перегородку. Как разделить на части такое тесное помещение?

— Возможно, впоследствии вам захочется переехать в Папеэте, сестра Уиттакер. Большинство приезжих так и делают. Пожалуй, там, в столице, более цивилизованно. Но и больше порока и больше зла. Зато там можно найти китайские прачечные и все такое прочее. Там много португальцев и русских — людей того сорта, что сходят с китобойных кораблей, да так и остаются. Конечно, португальцев и русских не назовешь очень цивилизованными, но они представляют все же более приятную компанию, чем та, что вы найдете в нашем маленьком поселке!

Альма не ответила, но она знала, что не покинет залив Матавай. В этом убогом жилище Амброуз провел свои последние годы. И она останется здесь.

— В саду вы найдете место, где можно готовить еду, — продолжал преподобный Уэллс. — Не ждите слишком многого от этого сада, хотя мистер Пайк и пытался самоотверженно за ним ухаживать. Все пытаются, но после набега свиней и коз нам, людям, остается не так уж много тыкв! Если захотите свежего молока, мы готовы раздобыть вам козу. Об этом можете спросить у сестры Ману.