Элизабет Гилберт - Происхождение всех вещей

Словно явившись на звук своего имени, на пороге возникла сестра Ману. Должно быть, она шла следом за ними. Ей почти не хватило места в хижине, где уже стояли Альма и преподобный Уэллс. Альма засомневалась даже, пролезет ли сестра Ману в дверь в своей широкополой, украшенной цветами шляпе. Но каким-то образом им всем удалось поместиться внутри. Сестра Ману развернула полотняный узелок и принялась выкладывать на маленький столик еду, используя в качестве тарелок банановые листья. Альме понадобилась вся ее выдержка, чтобы сразу не наброситься на угощение. Сестра Ману протянула ей стебель бамбука, закрытый пробкой.

— Вода, чтобы пить! — объявила она.

— Спасибо, — ответила Альма, — вы очень добры.

После этого они еще некоторое время смотрели друг на друга: Альма — устало, сестра Ману — настороженно, а преподобный Уэллс — радостно.

Наконец преподобный склонил голову и проговорил:

— Спасибо тебе, Господи Иисусе и Владыка наш, Отец Его, за благополучное прибытие к нам рабы твоей, сестры Уиттакер. Молим тебя, будь к ней благосклонен. Аминь.

С этими словами они с сестрой Ману наконец удалились, а Альма набросилась на еду, хватая ее обеими руками и глотая так поспешно, что ни на секунду не задумалась о том, что же, собственно, оказалось у нее во рту.

Посреди ночи женщина проснулась и почувствовала во рту теплый металлический привкус. Рядом пахло кровью и шерстью. С ней в комнате было животное. Млекопитающее. Альма поняла это прежде, чем вспомнила, где находится. Ее сердце быстро заколотилось, пока она неуклюже и лихорадочно нащупывала в уме обрывки информации. Она не на корабле. Не в Филадельфии. Она на Таити — да, наконец она вспомнила. На Таити, в хижине, где жил Амброуз. Как «хижина» по-таитянски? Фаре . Она в своей фаре , и с ней рядом какой-то зверь.

Женщина услышала, как зверь заскулил протяжно и жутко. Села в своей крошечной неудобной кровати и огляделась. В окно бил сноп лунного света, достаточно яркий, чтобы осветить собаку, стоявшую посреди комнаты. Собака была маленькая, весом не больше двадцати фунтов. Она прижала уши и оскалила зубы. Они неподвижно уставились друг на друга. Собака перестала скулить и зарычала. Альме не хотелось вступать в схватку с собакой. Пусть даже эта собака была совсем маленькой.

У кровати валялась коротенькая бамбуковая палка с пресной водой, которую дала ей сестра Ману. Это был единственный предмет в пределах досягаемости, который мог бы послужить оружием. Альма попыталась понять, сумеет ли дотянуться до палки и не разозлить собаку еще сильнее. Ведь если собака нападет на нее, нужно будет отбиваться. Женщина медленно опустила руку к полу, не отрывая глаз от животного. Собака залаяла и подошла ближе. Альма отдернула руку. И попыталась снова. Собака опять залаяла, на этот раз более злобно. Видимо, поднять оружие у Альмы не было шанса. Ну так будь что будет. Она слишком устала, чтобы бояться.

— Чем я тебе досадила? — устало спросила она.

Услышав голос женщины, собака разразилась злобным лаем; ее тельце, казалось, подпрыгивало над полом с каждым звуком. Альма пристально смотрела на нее.

Стояла глубокая ночь. На двери хижины не было замка. У женщины не было даже подушки. Она потеряла все свои вещи и спала прямо в грязном дорожном платье, в складки которого были запрятаны монеты. Ей нечем было отбиваться, кроме как короткой бамбуковой палкой, да и до нее она не могла дотянуться. Ее хижину окружали огромные крабы; внутри кишели ящерицы. А теперь еще это — злобная таитянская собачонка в ее комнате. Альма устала так сильно, что ей надоело волноваться.

— Уходи, — велела она собаке.

Та залаяла еще громче. Альма сдалась. Она повернулась к ней спиной, легла на бок и в который раз попыталась найти удобное положение на тонком тюфяке. Собака все лаяла и лаяла. Ну давай же бросайся на меня , подумала Альма. И уснула под ее яростный лай.

Через несколько часов женщина проснулась снова. Свет изменился — почти рассвело. Теперь в центре ее хижины сидел маленький мальчик и смотрел на нее. Альма моргнула и заподозрила, что тут не обошлось без колдовства: что за маг явился сюда ночью и превратил маленькую собачку в маленького мальчика? У мальчика были длинные волосы и серьезное лицо. На вид ему было лет около восьми. Рубашки на нем не было, но он был по крайней мере в брюках, хотя одна штанина была коротко оторвана, словно он выбирался из капкана и часть одежды ему пришлось сбросить.

Мальчик вскочил, будто ждал, когда Альма проснется. Он подошел к кровати. Женщина испуганно вскрикнула, но потом увидела, что ребенок держит что-то в руках и, более того, кажется, протягивает это ей. Лежавший у него на ладони предмет поблескивал в неярком утреннем свете. Мальчик положил его на край кровати. Это был окуляр микроскопа.

— О! — воскликнула Альма.

Услышав ее голос, мальчик убежал. Хлипкая загородка, называвшая себя дверью, бесшумно захлопнулась за ним.

После этого уснуть Альма уже не смогла, и вставать ей не хотелось. Со вчерашнего вечера она ничуть не отдохнула. Кто еще намерен прийти к ней в комнату? Что это за место такое? Она должна найти какой-то способ загородить дверь — но чем? На ночь можно было бы придвигать к двери маленький столик, но его легко было сдвинуть в сторону. А если учесть, что вместо окон здесь были лишь дыры, прорубленные в стенах, то какая польза от того, что она закрыла бы дверь? Альма рассеянно вертела в руках медный окуляр. Где же оставшиеся части ее драгоценного микроскопа? Кем был этот мальчик? Надо было догнать его и выяснить, где он спрятал остальное ее имущество.

Закрыв глаза, женщина прислушалась к незнакомым звукам. Ей казалось, она слышит, как встает солнце. Она точно слышала бьющиеся о берег волны — те были прямо за дверью. Ее пугала близость прибоя. Безопасно ли жить в этой хижине? Не унесет ли ее ночью в море? Альма бы предпочла, чтобы от воды ее отделяло расстояние побольше каких-то четырех ярдов. Море казалось слишком близким, слишком опасным. Птица, сидевшая прямо над ее головой на крыше, издала странный крик. Он звучал как слова: « Думай! Думай! Думай! »

Да она всю свою жизнь только этим и занималась!

Наконец Альма встала, смирившись с тем, что больше не заснет. Она не знала, где туалет или место, которое могло бы послужить им. Вчера ночью она присела за фаре , но теперь надеялась, что где-нибудь поблизости есть более подобающие приличной женщине удобства. Однако, выйдя за дверь, Альма чуть не споткнулась обо что-то. Она посмотрела под ноги и увидела прямо у себя на пороге — если можно было назвать это порогом — портфель Амброуза, который терпеливо ее там дожидался, застегнутый на все ремни. Встав на колени, женщина распахнула портфель и быстро просмотрела содержимое: все рисунки были на месте.