Виталий Познин - Двойник Цезаря

Лишь однажды решено было собраться днем, на празднике в честь бога Вакха, сына бессмертного Юпитера. Это было удобно и безопасно по той причине, что вакханалии совершались подальше от людных мест, где-нибудь в тихом предместье Рима. К тому же во время праздника полагалось надевать маски, что давало дополнительную возможность не быть никем узнанными…

Пока праздник набирал силу, сообщники, одетые в простые одежды, лежали расслабленно на войлочных подстилках, брошенных на густую благоухающую траву, пили разведенное родниковой водой вино и вели негромко неторопливую беседу.

– Республика в нынешнем ее виде давно изжила себя, – опершись на локоть, говорил Катилина. – Сегодня она больше походит на восковую маску, чем на живое лицо. Сенат состоит в основном из старцев, которые думают о том лишь, как бы не заснуть и не навонять во время заседания. Им очень удобно, что каждый год одни консулы сменяют других и безропотно выполняют все требования сенаторов. Они никогда не принимают разумных законов, зато готовы одобрить любое дурацкое предложение – достаточно опытному демагогу заворожить их своим красноречием. И это называется у нас демократией.

– От демократии давно уже ничего не осталось, – поддержал его сенатор Гай Цетег. – Поэтому Сулле не стоило особых усилий вконец закрепить власть олигархии… Да и вообще какая демократия может быть там, где такая пропасть между богатством и бедностью?

– Марий пытался свести эту разницу к минимуму, – сказал сенатор Публий Автроний, откинув в кусты обглоданную кость. – Но, к сожалению, ему не удалось довести дело до конца.

– Марий был из низов, поэтому и понимал все сословия, – подхватил Квинт Курий. – Он мог примирять интересы аристократов и популяров…

Зная о том, что возлежащий рядом с ними Юлий Цезарь связан родственными узами с Мариями, Автроний и Курий соревновались в похвалах политическому гению покойного экс-консула.

Катилина слушал их речи молча, не желая вступать в бесплодный спор.

Он хорошо помнил тот день, когда вошел вместе с Суллой в Рим, где до этого зверствовал Марий. Оставшиеся в живых горожане рассказывали, как, напившись допьяна, старик бродил, пошатываясь, по улицам Рима, сопровождаемый толпой мерзавцев, державших наготове уже окровавленные мечи, и смотрел, как реагируют редкие, не сумевшие избежать с ним встречи прохожие. Если Марию казалось, что кто-то недостаточно почтительно кланяется ему, он тут же подавал знак своим головорезам, и те набрасывались с мечами на несчастную жертву. Впрочем, и того, кто слишком усердно приветствовал консула, могла ждать та же участь, ибо за подобострастием Марию чудились присущие ему самому лицемерие и притворство.

Вся эта оголтелая, пьяная от вина и крови ватага шла по Риму подобно путникам, прорубающим себе в лесу просеку мечами и ножами. Обезглавленные трупы валялись повсюду на улицах, и никто не осмеливался убрать их, опасаясь гнева обезумевшего старика. На Форуме ораторские трибуны с рострами были завалены до самого верха отрубленными и отрезанными головами …

– И Марий, и Сулла, как к ним не относись, были великими государственными деятелями, – произнес примирительно Катилина, дождавшись паузы. – И тот, и другой значительно изменили Рим. И надо продолжить те разумные реформы, которые они начали. Главное, чего не надо забывать – это то, что после реформы Мария наша армия фактически стала наемной. А это значит, что всякий, кто сегодня завоюет ее симпатии, сможет легко завоевать и власть. И пока армия далеко от Рима, мы должны сделать все возможное, чтобы провести реформы. Надо покончить с сенатской олигархией и установить правление, отстаивающее интересы большинства наших граждан, независимо от их благосостояния. Если Рим сейчас не обновится и не возродит свои великие традиции, мы рискуем потерять все, что было достигнуто и завоевано нашими предками, и превратиться в вырождающуюся нацию. Мне плевать, как будет называться наше внутреннее устройство – демократия, республика или царство. Главное – чтобы большинству людей в Риме жилось хорошо, чтобы они гордились своей страной и всегда были готовы сражаться за нее.

– Браво, браво, – протянул иронично бывший консул Лентул. – Ты, Луций, вполне можешь соперничать с Цицероном. По крайней мере, я бы на твоем месте завел себе скриба, чтобы он записывал твои мысли.

– В твоей шутке есть доля истины, – сказал Цезарь, поправив надетую на лицо маску и пригладив свой аккуратно уложенный пробор. – Ибо нет на свете большей лгуньи, чем история. Тот, кто называет себя историком, – всего лишь собиратель сплетен и слухов, полученных к тому же из третьих рук. Не говоря уж о его собственной буйной фантазии. Поэтому, друзья мои, спешите писать о себе сами, пока это не сделали за вас ваши недруги…

Попивая вино, они продолжили беседу, замолкая на время, если мимо проходил кто-нибудь из участников сатурналий, ожидавших в нетерпении прибытия праздничной процессии. Несмотря на то, что сенаторы вырядились в самые простые одежды и надели соответствующие празднику маски, кое-кто из участников празднества поглядывал на них настороженно, интуитивно чувствуя в них чужаков…

Когда солнце скрылось за горой, окрасив безоблачное небо пурпуром, вдали послышались глухие удары тимпанов. По мере приближения процессии можно было уже отчетливо различать звон цимбал, взвизгивание флейт и нарастающие крики, которые стали подхватывать собравшиеся на месте главного ритуального действа участники празднества:

– Эвоэ! Эво-э! Э-во-э-э!

Согласно древнему преданию, именно таким призывом всемогущий Юпитер воспламенял отвагу в душе своего внебрачного любимца, когда тот преодолевал бесчисленные препятствия, которые то и дело изобретала для него мстительная и ревнивая Юнона.

Впереди появившейся из-за кустов процессии шел огромного роста человек в белоснежной тоге, изображавший Юпитера. Лицо актера было закрыто большой маской из коры и листьев с приделанной к этой маске длинной черной бородой.

Следом за «Юпитером» шествовало четверо статистов в оранжевых масках. Они несли на плечах носилки со скульптурным изваянием Вакха. Раскрашенную фигуру бога окружала группа лампадофоров с горящими факелами. От света факелов покрытое киноварью дерево, казалось, ярко светится изнутри.

За факелоносцами шествовали мужчины, обнаженные торсы которых были натерты охрой. В одной руке они несли тирсу – жезл Вакха, увитый плющом, в другой – большой сосуд, наполненный доверху вином. Далее следовали женщины в коротких туниках с охапками свежих цветов и с корзинами фруктов. Музыкальное оформление процессии обеспечивали молоденькие рабыни, громко поющие и играющие на флейтах, кимвалах и барабанах.