Станислав Блейк - Кровавые сны

На юге была загадочная Франция, в которой продолжалась война с гугенотами — Варфоломеевская ночь нанесла серьезнейший удар протестантам, но решительная победа над ними была еще очень далеко. На севере были Антверпен и бунтующий Флиссинген — молодой ван Бролин знал, что в том направлении его будут искать в первую очередь. На западе было море — и Феликс решил выбрать восток, где раскинулись самые густые в Нижних Землях леса.

Отойдя от владений дома де Линь на три-четыре лье по лесу, в обход деревень, Феликс подумывал о том, чтобы выйти на дорогу. Но вид его в красивой пажеской одежде с кружевным воротником, коротких сапогах для верховой езды и с кинжалом в руке был настолько странен, что, юный метаморф решил поступить по-другому.

Он полностью разделся, поместил кинжал между сапогами, аккуратно завернул сапоги в прочую одежду, и перетек в Темный облик. Молодой леопард подхватил в пасть сверток с вещами, и неспешно порысил в намеченном заранее направлении. Наступала ночь, осенний лес кишел звуками сумеречной жизни, и Феликс несколько раз, откладывая сверток, охотился на мелкую дичь. Под утро он уже сильно устал и, забравшись вверх по толстым ветвям старого дуба, уснул спокойным кошачьим сном. Одинокая жизнь, без человеческих тревог и забот, казалась не так уж плоха.

На следующий день Феликс вышел на край леса. Далее простирались поля, а между ними шла дорога. Поскольку урожай был скошен, пространство издалека просматривалось, делая нежелательным переход через него в виде необычного для этих мест зверя. Выходило, что Темный облик Феликсу можно было использовать лишь при условии, что его не увидит никто из людей. Все-таки метаморфам, чей Темный образ совпадал с одним из местных животных, было легче, думал Феликс в человеческом обличье, натягивая сапоги. Некоторое время он шел по дороге, и вскоре его догнала крестьянская телега, вероятно, возвращавшаяся с какого-то рынка. Феликс придержал клинок под рукой, чтобы не привлекать к нему внимания, но глаза погонявшего лошадь крестьянина все равно расширились, обратившись на мальчика в пажеской одежде и с необычно смуглым цветом лица. После этой встречи, способной раскрыть направление, в котором Феликс передвигался, он решил вообще стараться не покидать лесов. Некоторое время это у него получалось: выходя на опушку в дневные часы, Феликс находил крепкое старое дерево и дремал на ветвях в ожидании сумерек. Пересекая открытые пространства в темноте, леопард почти не рисковал нарваться на людей. Несколько раз он видел чьи-то ночные костры, но обходил их по широкому кругу.

Между тем, начались осенние дожди и заметно похолодало. Ни в шкуре тропического зверя, ни в легкой человеческой одежде Феликс не мог согреться, и от этого все больше страдал. Наконец, его путь привел к неширокой, но быстрой речке, которая текла на восток. Некоторое время Феликс шел по северному берегу реки, но та приводила его то и дело к деревням и городам, которые приходилось обходить. В один из сумеречных осенних дней Феликс оказался при впадении речки, вдоль которой он шел, в другую, более широкую реку. На противоположном берегу большей реки возвышалась на горе красивая крепость из светлого камня, а под ней располагался какой-то город.

Некоторое время Феликс раздумывал и пришел к выводу, что ему до смерти надоело мерзнуть в лесах. Пожалуй, решил метаморф, в этих местах его уже искать не будут, и поэтому настало время вновь вернуться в теплое человеческое обиталище. Берега большей реки были соединены каменным мостом, покоящимся на семи мощных опорах. Вероятно, здесь был единственный мост в этих местах, поскольку при въезде на него стояла очередь всевозможных телег и повозок. Внимание Феликса привлек пестро раскрашенный крытый фургон, в котором, по-видимому, ехали в город бродячие артисты. Странный изжеванный наряд с дырками от клыков, в котором пребывал мальчик, худо-бедно в представлении окружающих мог сочетаться с уличными спектаклями, но уж никак не с одеждой крестьянина или подмастерья. Феликс решительно подошел к фургону, засунул кинжал между дощатым бортом и холщовой материей, натянутой на каркас, а затем красивым прыжком оказался прямо на облучке, рядом с ярко наряженным рыжим парнем, управлявшим лошадью. Рыжий удивленно покосился на возникшего ниоткуда попутчика.

— Простите за нежданное вторжение, — затараторил Феликс, наслаждаясь человеческой речью, без которой он обходился длительное время. — Но у кого же просить помощи бедному артисту, как не у своих коллег. Позвольте представиться, я Тиль Уленшпигель из цирка знаменитой на весь Антверпен укротительницы львов…

— Постой, помолчи! — замахал руками рыжий возчик. — Я ни бельмеса не понимаю ваше фламандское наречие!

Феликс, сконфуженный, тоже перешел на французский, которым он владел отнюдь не в совершенстве, а до пажеской службы в доме де Линь употреблял только в школе. Из глубины фургона показался немолодой мужчина, судя по цвету остатков волос, отец рыжего. С грехом пополам Феликс повторил заготовленную историю про свой успех в антверпенском цирке.

— Это уже четвертый Тиль Уленшпигель, которого я встречаю, — скривился старший артист. — Предыдущие трое были жалкие вруны и неумехи. А то, что вы, фламандцы, все треплете имя вашего древнего шута, не в состоянии выдумать ничего оригинального, говорит еще и о бедности вашей фантазии.

— Как называется ваш почтенный театр? — спросил Феликс, медленно выговаривая французские слова. Произношение артистов сильно отличалось от того, как говорили в Эно, и ван Бролин старался подстроиться под собеседников.

— Театр Момуса! — раздался звонкий женский голос, и, приподняв материю, закрывающую спереди фургон, показалось хорошенькое женское лицо, обрамленное ярко-рыжими волосами.

— Добрый день, мадам! — Феликс пустил в ход наиболее обаятельную из своих улыбок.

— Я не мадам, а мадемуазель, — поправила девушка, которой было на вид не больше двадцати. Феликс подивился, что огненный каскад девушки не убран под чепец, как это принято среди приличных жительниц Нижних Земель, но мысль его уже строила очередную французскую фразу:

— Простите, мадемуазель, меня зовут Тиль, но, если вашему батюшке будет угодно звать меня по-другому, я смогу выступать под тем именем, которым вы меня назовете.

— А что ты умеешь, Тиль? — спросила девушка, которую, похоже, не смущало присутствие старших отца и брата.

— Я знаменитый акробат и укротитель диких животных, — гордо сказал Феликс. Врожденная ловкость, он надеялся, оправдает первое, а отсутствие в балагане диких зверей поможет скрыть неправду о втором.

— А вот мы проверим тебя, — сказал хозяин фургона и отец двоих рыжих молодых людей. — Сразу, как въедем в Намюр.