Станислав Блейк - Кровавые сны

— Я бы не советовал вам отправляться туда, молодые люди, — сказал пожилой торговец сельдью по имени Кристиан. — Эти земли пользуются среди деловых людей самой дурной репутацией. А торговый город, о котором вы говорите, стерт Московским царем с лица земли.

— Новгород стерт? Царем? — Габри совершенно непочтительно рассмеялся. — Это огромный город, второй по величине во всем царстве! Какой сумасшедший будет уничтожать свою торговую столицу, которая одних податей выплачивает, как целая провинция?

Феликс явственно увидел, что хамство его юного друга покоробило земляков, и более ни один из них не выразил желания наставлять молодых наглецов. Ван Бролин понимал, что за дерзостью Габри скрывается волнение и страх за отца, но как это можно было объяснить чужим людям?

И все же, когда они остались одни, между ними возникла первая размолвка. Феликс настаивал, что они много еще в жизни не знают, и должны уважительно относиться к людям, а тем более, землякам, которые гораздо опытнее их, и способны помочь словом и делом. Габри же разозлился и кричал, что надо полностью не понимать, что из себя представляет Великий Новгород, чтобы повторять глупейшие сплетни и слухи о его разорении. Феликс уже достаточно успокоился после событий в Антверпене, и считал, что целиком способен рассуждать здраво. Он понимал, что прав, скорее всего, пожилой человек, привыкший ценить свое слово, как любой голландский негоциант, а не маленький мальчик, которого ван Бролин имел глупость послушаться. Отец этого мальчика не уступал другим своим коллегам по цеху, и, если о нем столько лет ничего не слышно, то вполне вероятно, что его постигла смерть в трагедии такого масштаба, что уничтожила его родину.

С этого дня Феликс начал чувствовать, что действует вопреки здравому смыслу, но бросить друга он не мог, и утешал себя тем, что их путешествие пока протекает весьма успешно, и далее Фортуна тоже не обернется к ним спиной. Ведь не зря его имя в переводе с латыни означает «счастливый»?

Древний замок на Вавеле очень понравился Феликсу, как и вся польская столица. Это был богатый европейский город, где в соборах молились так, как он привык с детства, и которым до Генриха Французского управляли мудрые и справедливые короли. В Польше особенно чувствовалось, насколько важны в государстве вопросы престолонаследия: почивший год назад Сигизмунд Август, не оставивший после себя детей, вверг свою страну в период безвластия. Сотню лет назад последний бургундский герцог Карл Смелый пал в битве, а его единственную дочь удостоил любовью Максимилиан Габсбург. Если бы не тот брак, владыка испанской империи даже не помышлял бы о Нижних Землях. Правда, на его месте вполне мог оказаться французский король, чей предок поверг Карла Смелого у Нанси. Совсем недавно Феликс наблюдал за новым французским королем — что ж, по крайней мере, этот Генрих прекрасно одевается. Наверное, лучше, чем Филипп II, о котором известно, что он предпочитает в гардеробе черный цвет. Подумав об одежде, Феликс не отказал себе в покупке красивого фазаньего пера, гармонировавшего с темно-синим бархатом его шапочки, трофея с Моокерхайде. Настроение у него всегда улучшалось после покупок новых красивых вещей. Амброзия об этом знала лучше всех, вспомнил он, и сердце вновь защемило при мысли о милой матушке, которую на Земле он более не увидит.

Готовясь покинуть польскую столицу, Феликс посетил мессу, а потом исповедовался в соборе святого Вацлава. Он решился рассказать духовнику, что убил человека, отомстив за свою мать, но не упомянул, что жертвой мести стал инквизитор. Выслушав порицание и выражения скорби исповедника, Феликс попросил наложить на него строгую епитимью, и поведал священнику, что теперь держит путь на восток. Оказалось, что земли католиков окончатся еще не скоро, зато в Московском княжестве их религия запрещена, и католики лишены всех прав. Священник, исполнившись сочувствия к молодому человеку, предостерегал его, что, отправившись в путешествие, он может погубить свою душу, и советовал остаться. Феликсу было приятно разговаривать на латыни со святым отцом, и он не спешил заканчивать исповедь. Когда еще вновь доведется испытать это волнующее таинство, которого лишены реформаты? К тому же московитские схизматики совершенно лишены чести, добавил поляк, судя по гладкой латинской речи, человек не только образованный, но и благородного происхождения. Феликс попросил пояснить эту мысль, и священник сказал, что единственной честью на Москве является служение государю, кровавому Иоанну Четвертому, прозванному Грозным. Даже наиболее знатные московиты не гнушаются целовать царский сапог, и разве что наперегонки не доносят друг на друга, дабы заслужить государеву милость. Феликс уже знал, что Польское королевство испокон веков со схизматиками воевало, насаждая римскую веру, поэтому не поверил исповеднику — так, как рассказывал поляк, даже Филипп II себя не вел.

Пока Феликс заботился о душе, его одиннадцатилетний друг познакомился с немецким купцом, который рассказал мальчику о караване, направлявшемся через Малопольшу в Ковно с грузом сукна, пороха и оружия. Габри был ужасно горд собой — путешествие с караваном сократит расстояние до Новгорода, расположенного у западной границы Московии, более чем вполовину. Останется сущая мелочь, сказал Габри, не более сотни лье. Если бы он еще знал, что их ждет на этом последнем этапе их путешествия!

По мере продвижения к Литве, города и села стали встречаться все реже, и ближе к литовским землям каравану пришлось ночевать лагерем, а не под крышей. Это имело и положительную сторону: обошлись без расходов на ночлег.

— Недобрые это земли, — скрипучим голосом тянул один из старших купцов, грея у костра босые ноги с явными признаками подагры. — Особенно страшна Жмудь, которая на самом севере владений литовских великих князей. Жмудины днем притворяются христианами, а ночами продолжают приносить жертвы древним богам, алчущим крови. Говорят, среди них есть такие, которые живут двести лет, а выглядят, как десятилетние дети, — купец взглянул на Габри, чьи глаза блеснули красным в отблесках пламени, — они прекращают расти, как растут обычные дети, но взамен получают власть над мертвыми, способности поднимать трупы из могил и управлять ими.

— Неужели такие ужасы еще остаются не выявленными церковью? — спросил один из приказчиков.

— Мой друг и деловой партнер из Вены родом, — отозвался босой купеческий старшина, — он сам бежал от стаи поднятых мертвецов, которые гнались за ним по приказу мальчишки-жмудина.

— Альберт мужчина серьезный, — поддержал купца другой его товарищ.

— Вот и я говорю, он не легковерная девица, — кивнул тот, что начал рассказ о колдовстве. — Я бы не стал сомневаться в словах Альберта. По счастью, мы повернем назад задолго до Жмуди.