Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий

Взволнованный, я бросился разыскивать Гибвульта. Он был в казармах.

– Завтра император, открывая Игры, бросит белый платок, – сказал я ему. – Тогда-то мы и нанесем удар.

Гибвульт новость воспринял спокойно.

– Тогда нужно удостовериться, что нам завтра нужно заступать на дежурство, – проворчал он, не поднимая глаз от панциря, который начищал пастой из мелкого песка и уксуса. – И убедиться, что наши мечи по-прежнему остры.

В силу того, что на всякого рода церемонии нам следовало являться в парадной, идеально начищенной форме, не многие из наших товарищей по scholae горели желанием сопровождать императора на Игры, поэтому, увидев себя в списках тех, кому на следующий день предстояло нести службу, мы не особо удивились.

Холодным, хотя и солнечным мартовским утром наша процессия – император с супругой, охрана и целая толпа придворных и слуг – покинула Палатин. Поехав по Священной дороге, мы сначала миновали Римский форум, где к нам присоединились, великолепные в своих архаических тогах, сенаторы (во главе с Максимом), затем – Капитолий, после чего направились вверх по Фламинианской дороге. Свернув влево с этой широченной улицы у арки Диоклетиана, мы проехали мимо Пантеона и стадия Домициана и оказались наконец на Марсовом поле, огороженной канатами территории, где уже собрались соперничащие военные подразделения. Первыми должны были демонстрировать свое мастерство конные лучники, отборные части vexillationes palatinae , цвет кавалерии. Участники выстроились в сотне шагов от ряда мишеней, которые они, пустив лошадей галопом, и должны были поразить на ходу.

Сопровождаемый Гераклием и избранными представителями scholae (я позаботился, чтобы в их число вошли и мы с Гибвультом), Валентиниан взошел на подий. Гераклий протянул ему белый платок, который император поднял высоко над головой. Выглядел он, несмотря на всю свою подлую сущность, я должен признать, весьма импозантно: высокий, хорошо сложенный, в пурпурной мантии и сверкающей диадеме – словом, настоящий римский император.

– Полагаю, Гераклий тоже заслуживает смерти, – прошептал Гибвульт. Я кивнул, сердце мое забилось в бешеном темпе. Все знали, что Гераклий постоянно настраивал Валентиниана против патриция. Если бы не евнух, Аэций, возможно, был бы жив и поныне.

Mappa упала.

Время, казалось, остановилось, когда, выхватив мечи, мы набросились на Валентиниана. Не успев даже опустить руку, император повернулся в нашу сторону, и глаза его едва не выкатились из орбит, когда он увидел блестящие на солнце, готовые вот-вот пронзить его клинки. Смутно помню, что всадники в тот момент уже сорвались с мест и собравшиеся на арене люди повскакивали, подбадривая своих любимцев. Удар мой был таков, что меч пробил Валентиниану грудную клетку. Кровь хлынула из раны ручьем; бросив взгляд в сторону, я заметил окрашенный в красный цвет клинок Гибвульта. Валентиниан издал булькающий хрип, зашатался и осел. Перешагнув через умирающего императора, мы прирезали Гераклия еще до того, как тот успел понять, что происходит. На все ушло не более десяти секунд.

Новости об убийстве императора распространились по арене довольно-таки быстро, и шум затих. Глубокую тишину нарушил громоподобный голос Максима: “Жители Рима, вы свободны. Тиран Валентиниан мертв” [67] .

Почти тут же из сенаторской ложи прокричали: “Римляне, приветствуйте нового Августа, Петрония Максима!”

На какие-то мгновенья на арене вновь воцарилась тишина, потонувшая затем в реве тысяч глоток: “Максим Август! Максим Август! Максим Август!”

С разрешения нового императора (получившего пурпур не без нашего участия), мы оставили scholae и, достаточно пресытившись как Римом, так и его жителями, уже собирались вернуться в родную Германию, когда получили послание, что некто Тит Валерий Руфин, прежде служивший под началом Аэция, желает нас видеть. Почему бы и нет, подумали мы. Я решил, что буду говорить за нас обоих, и встреча состоялась.

Остальное ты знаешь, Тит Валерий, друг мой».

Убийство Валентиниана III положило конец династии Феодосия, которая, несмотря на все свои недостатки, все же придавала разрушавшейся Римской империи необходимую стабильность. Лишенная вдохновенного лидерства «великого спасителя Западной империи», как называл один из византийских летописцев Аэция, империя стремительно полетела навстречу своему окончательному закату. Преемник Валентиниана, Петроний Максим, продержался на троне лишь три месяца, после чего был линчеван разгневанной толпой, когда вознамерился бежать из Рима незадолго до очередного нашествия на город вандалов [68] . После него пурпурную мантию на какое-то, крайне непродолжительное время примерил на себя Авит, некогда верой и правдой служивший Аэцию в Галлии, но не нашедший, уже будучи императором, общего языка с упивавшимся временным возрождением собственных властных полномочий сенатом и приговоренный этим национальным собранием к смерти. Впоследствии германские военачальники неоднократно пытались усадить на престол своих марионеточных правителей (многообещающим из всех этих непродолжительных правлений выглядело лишь нахождение у власти Мажориана, еще одного из сослуживцев Аэция). Низложение в 476 году последнего из них, Ромула Августа, и означало конец Западной римской империи.