Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий

Несмотря на весь свой скептицизм, Аэций был по-настоящему растроган мечтами Аттилы. Уже одно то, что непросвещенный варвар мог ставить перед собой столь возвышенные цели, заставило его, великого римского полководца, испытать чувство глубокого стыда и показало всю узость его собственных амбиций. Они ни в какое сравнение не шли со стремлениями Аттилы и казались корыстными и недалекими. Действительно ли хочет он оставаться лишь удачливым военачальником, феодалом Галлии, разводящим мосты тогда, когда вся Западная империя стремительно идет к своему краху? В конце концов, разве он не в долгу перед империей? Лишь его эгоистичное соперничество с Бонифацием, и ничто другое, признался наконец самому себе Аэций, привело к потере Африки. Возможно, это и станет завершающим, роковым ударом для Запада. Впрочем, есть еще надежда на то, что при поддержке гуннов ситуацию в Галлии удастся стабилизировать, а федераты со временем – по крайней мере, он на это очень рассчитывает – интегрируются в империю в качестве римских граждан (а именно этого статуса визиготы добивались ранее), и утраченные территории в Британии, Африке и испанской Галлиции можно будет вернуть. Их ресурсов и взимаемых налогов должно хватить на то, чтобы по артериям империи потекла свежая кровь.

Ведь всего шесть лет тому назад [31] Герман, в далеком прошлом – доблестный офицер, служивший под началом его отца, решил посвятить себя богослужению и, став епископом в Аутиссиодоре, наглядно продемонстрировал, чего можно добиться в давно покинутой легионами Британии. Посланный туда папой Целестином для искоренения пелагианской ереси, Герман сумел поднять восточных бриттов на борьбу с союзными племенами саксов и пиктов. Воодушевленное воинствующим епископом, британское воинство издало мощный крик «Аллилуйя!» и так деморализовало врагов, что те сочли за благо обратиться в бегство, даже не вступив в открытое столкновение.

Возможно, еще не все потеряно, и когда-нибудь Запад вновь превратится в единое целое, а Рим переживет новый расцвет, какой переживал во времена Диоклетиана и Константина. Аэций понимал, что одних лишь военных побед для этого может и не хватить, здесь нужен новый всплеск патриотического сознания народа. Необходимо избавляться от коррупции чиновников и вводить справедливую систему взимания и распределения налогов. Проблема, конечно, сложная, но – при грамотном руководстве – отнюдь не невозможная. Аэций почувствовал, как пробуждается от долгой спячки его совесть – впервые за многие годы она пыталась достучаться до его разума, и в голосе ее звучало не осуждение, а надежда. « In hoc signo vince », казалось, говорила она, вторя словам увидевшего Крест Константина: «Под сим знамением победишь».

И вот оно явилось ему. Бескорыстное стремление Аттилы построить «Великую Скифию» – вот какой пример должен стоять у него перед глазами.

Сейчас Аэций чувствовал то, что, вероятно, ощущал и державший путь в Дамаск Павел: вот та дорога, которой он должен отныне неукоснительно следовать. В Галлию Аэций вернулся преисполненным оптимизма и прежней энергии. Крепкой хваткой сжимавшие его душу оковы пали, и он вновь ощутил вкус свободы.

– Есть у меня один приятель. Работает в казначействе, в Равенне, – Синезий, многообещающий ученый-законовед, окинул Флакка, сына мелкого землевладельца, задумчивым взглядом. Разговор свой молодые люди вели в calidarium , единственном из сохранившихся в Вероне термальных залов с бассейном для горячей воды. Флакк, пару недель назад получивший наследство, пришел туда проконсультироваться с другом о более-менее доходном способе инвестирования денег. – За небольшое вознаграждение, – продолжал Синезий, – думаю, я смогу уговорить его пустить в ход кое-какие из его связей. Я знаю – так уж случилось, – что в Первой Белгике в скором времени освободится должность canonicarius , финансового контролера, ответственного за поступление в казну налогов. Назначение на эту должность происходит с согласия префекта претория. Меня вот что интересует: если твое прошение о приеме на службу будет удовлетворено, может ли префект рассчитывать на некую, ну, скажем так, «компенсацию»?

– Но… разве это не противозаконно? – предложение друга, казалось, потрясло Флакка до глубины души.

– До чего ж ты наивен, – вздохнул Синезий, закатив глаза. – Конечно, противозаконно; я полагал, все это знают. Но пока подобная система работает, кому до всего до этого есть дело? Иначе сейчас ничего не делается, в этом я могу тебя заверить. Ну, так что, связаться мне со своим приятелем?

– Грабеж, самый настоящий грабеж, вот что это такое! – вскричал правитель Первой Белгики, швырнув на стол последний из свитков, представленных Флакком ему на ознакомление. Сумма земельного налога, которую должна была заплатить в казну его провинция в этом году, вновь выросла, причем значительно. Вид из окон выходившего на реку Мозеллу tablinum укрепленной виллы правителя открывался удручающий: запущенные виноградники, заброшенные дома, покрытые чахлой растительностью поля – повторяющиеся время от времени набеги франков не могли пройти для Первой Белгики бесследно. А ведь всего два поколения назад поэт Авсоний, описывая эту провинцию, называл ее земли улыбчивыми и плодоносными!