Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий

Флакк в ответ лишь пожал плечами.

– Такое уж сейчас время. Государству нужно собирать iu-gatio , а то нечем будет платить армии. А без армии все это, – он указал на унылый пейзаж, – в одночасье станет частью barbaricum . – К удивлению своему, в новую работу он втянулся быстро и безболезненно. В конце концов, человеку свойственно думать прежде всего о себе, особенно в столь неустойчивые времена, и особенно тогда, когда должность, подобная той, которую занимал Флакк, дается ему всего на два года – а ведь за это время он должен обеспечить свое будущее. Кроме того, безжалостно подумал Флакк, мне ведь среди этих людей не жить.

– Но в некоторых случаях сборы вырастают аж на тридцать процентов! – попытался возразить правитель. – Можно ли чем-то оправдать такой прирост?

– Что ж, рассмотрим ситуацию на конкретных примерах. Возьмем, к примеру, вот эту деревушку, Субиак. Посетив ее с повторной инспекцией, мы обнаружили, что в последние пять индикций [33] ее жители забывали платить налог с нескольких сотен плодородных iugera . Боюсь, им все же придется заплатить эквивалентную пошлину. Добавьте сюда соответствующую пеню – и вы получите указанную сумму.

– Скажете тоже – «плодородные»! Послушайте, я знаю эти места. Да эти земли перепахать не всегда удается! Доходит до того, что их собственники просто-напросто пускаются в бега – и все для того, чтобы избежать преследований со стороны сборщиков налогов. Там сейчас так мало рабочих рук осталось, что в скором времени эти территории превратятся в самую настоящую пустыню.

– Но не официально. В наших документах, да вы и сами это знаете, эти почвы значатся как «плодородные». А со всех зарегистрированных участков земли взимается налог. – Флакк наградил собеседника самой обворожительной своей улыбкой. – Ничего личного, как вы не поймете? Кроме того, у некоторых из оставшихся в Субиаке coloni имеется задолженность перед государством. Они божатся, что все долги выплатили, но подтверждающих сей факт квитанций предоставить не могут.

– Кто же будет хранить квитанции – в особенности, если речь идет о бедных, необразованных селянах?

– Ничем помочь не могу, – вежливо, но твердо сказал Флакк. – Поверьте, если бы я мог закрыть глаза на подобные упущения, с удовольствием бы так и сделал. Но я лишь…

– Знаю-знаю: «…делаю свою работу», – резко оборвал его правитель. Он окинул Флакка долгим, изучающим взглядом. – Представляют ли вообще ваши люди, сколько бед и несчастий причиняют простому народу эти ваши поборы? Я уж не говорю обо всех этих дополнительных налогах, которыми вы постоянно нас обкладываете.

– Кому сейчас легко? Все мы должны чем-то жертвовать.

– Только почему-то одни жертвуют гораздо большим, нежели другие, – возразил правитель провинции, выразительно посмотрев на упитанную физиономию Флакка и его дорогой byrrus , плащ с капюшоном. – Не беспокойтесь, мы все выплатим. – Он презрительно усмехнулся. – Все, до последнего solidus . Но только потому, что декурионы, члены наших городских советов – те люди, за счет которых и держится еще на плаву наша империя, – покроют недостачу из своих карманов. Только не удивляйтесь потом, почему они вынуждены жить в нищете или обращаться в бегство.

– Вы же знаете, они всегда могут подать апелляцию, – Флакк добавил в свой голос ноту озабоченности. – Суды префекта претория или министра финансов со всей тщательностью их рассмотрят и…

– Да что толку от всех этих обращений? – резко оборвал его правитель провинции. – Эти люди не настолько богаты, чтобы позволить себе тратиться на суды и подношения судьям. – Он собрал валявшиеся на столе свитки в стопку. – Не имею права вас больше задерживать. Вас ведь, в конце концов, – продолжил он с мрачным сарказмом, – еще ждет ваша работа.

На фоне унылого и безбрежного пейзажа медленно перемещались три человека, похожие на три крошечные точки, – единственные, кто двигался в этой болотистой местности, то тут, то там пересекаемой неторопливыми притоками нижней Секваны. Пару дней назад, совершенно случайно, встретились они чуть южнее Самаробривы, и, когда обнаружилось, что все трое отреклись от Рима и направляются в одно и то же место, решили путешествовать вместе, для большей безопасности.

Старший, худощавый мужчина лет пятидесяти с властным выражением лица, быстро проявил лидерские качества. Его, когда-то блестящий и изысканный, теперь же – перепачканный и заметно пообтрепавшийся, далматик свидетельствовал о декурионском статусе своего хозяина. Когда путники увидели, что их преследуют охотничьи собаки, тощие лохматые псы одной из британских пород, именно он потянул за собой своих новых товарищей, уговорами и запугиваниями заставляя их находить в себе новые силы для невыносимого многочасового ухода от погони. Сбить собак со следа они, измученные и истощенные, смогли, лишь переправившись через проточные воды.

Мозолистые руки и заметная сутулость самого юного из троицы, мускулистого парня лет восемнадцати, говорили о том, что он привык иметь дело с плугом и знаком с тяжелым крестьянским трудом не понаслышке. Грязная повязка на большом пальце его правой руки скрывала рану. С его красивого лица ни на секунду не сходило выражение печали и обиды – такое бывает у убитого горем пса, которого внезапно выкинул на улицу неблагодарный хозяин.

Третьему из путников можно было дать как тридцать, так и пятьдесят лет. От необходимости постоянно прищуриваться во время шитья – а был он, как вы узнаете чуть позже, сапожником – взор его стал затуманенным, от работы с шилом огрубели ладони, а на лице было написано такое отчаяние, что сразу становилось ясно: дух его сломлен, а жизнь катится под откос.

День за днем эти трое пробирались по болотам на запад. Время от времени они натыкались на то, что некогда считалось насыпью, но в основном вынуждены были идти через трясину, проваливаясь порой по пояс. Еще недавно, во времена правления Грациана, земли в этих местах были плодородными и орошаемыми. Но теперь, когда – «благодаря» непомерным земельным налогам и участившимся набегам кочевых племен – численность проживающего здесь населения уменьшилась в разы, территория эта приняла свой первозданный облик и пополнила перечень необрабатываемых земель в архивах Равенны. Наконец болотистая местность сменилась твердой почвой, и на десятый день с момента их встречи, когда уже не оставалось ни корок черствого хлеба, ни ломтиков далеко уже не свежей ветчины, путники вышли к стремительно бежавшей на восток реке и поняли, что вскоре их мучениям придет конец – взору их предстали гранитные холмы Арморики.