Наталия Вико - Дичь для товарищей по охоте

— Сам ведь знаешь… В свете без игры никак нельзя… А ты зачем спросил?

— Хотел застать врасплох… — Савва шутливо нахмурил брови.

— Меня, Саввушка, врасплох застать трудно, — рассмеялась Зинаида. — С таким мужем, как ты, приучена быть всегда настороже. Никогда не знаю, чем не то, что день — час кончится, слезами или весельем.

— Так ведь так жить интереснее, Зина Согласна? — протянул он к жене руку с бокалом.

— Согласна, — неуверенно сказала Зинаида, прикасаясь своим бокалом к его.

— Ой ли? — недоверчиво покачал головой Савва, и неожиданно добавил:

— Ты прости меня Зина, ладно? Коли что не так сделал…

— Не переживай, Савва. Все у нас наладится, — сказала она и отвернулась к окну, чтобы скрыть мгновенно выступившие на глазах слезы.

— А сейчас мы незамедлительно идем купаться Непременно купаться — с нарочитой веселостью воскликнул Савва и вышел в соседнюю комнату. — Переоденусь — и сразу пойдем — донесся оттуда его голос. — А вечером поедем в казино в Монте-Карло. Поиграем. В этот раз возьму тебя с собой. К слову сказать, здание казино — просто чудо архитектуры. И особенно красиво смотреть на него с набережной, когда солнце садится. Там, кстати и театр есть!

Зинаида Григорьевна поморщилась… и допила шампанское.

— Однако обещай не мешать. Я ведь рулетку не жалую, меня покер привлекает, а покер — дело не быстрое.

Зинаида, вслушиваясь в веселый голос мужа, опустилась на диван.

«Неужели все встает на свои места? Неужели та, старая, полная тревог, ревности и тоски жизнь — в прошлом?»

Решила выпить еще шампанского. Налила в бокал, подошла к окну и отшатнулась.

На бульваре напротив гостиницы под пальмами стоял человек, одетый в серый костюм и смотрел на их окна…

Доктор Селивановский был доволен. Всего за несколько дней, проведенных в Каннах, Морозов окреп, повеселел, немного загорел, и даже поправился. В глазах зажглись прежние, озорные огоньки. Вот и сейчас, играя в шахматы, он весело комментировал каждый ход:

— Ах, Николай Николаевич, вы так пойти изволили? Что ж, господин доктор, несмотря на нашу давнюю дружбу, я вам сейчас объявлю… шах… Так-то вот… — Савва переставил фигуру и, откинувшись на спинку стула, закурил папиросу. Поймав на себе недовольный взгляд доктора, благодушно проворчал: — Знаю, знаю — вредно. Вас, докторов послушать — все у вас вредно. Уж проще и не жить вовсе — Он с удовольствием выпустил кольца дыма, наблюдая за противником, озадаченно изучающим ситуацию на шахматной доске.

Дребезжащий звук телефона вторгся в игру. Савва поднялся и снял трубку.

— Мсье, — услышал он на другом конце провода приятный женский голос, — вас пришел проведать ваш друг. Говорит, у него неотложное дело. Просит спуститься, ждет в вестибюле.

— Друг? — удивился Савва.

— Да-да, мсье. Его фамилия Кра-син.

— Красин? — глухо переспросил Савва и раздавил недокуренную папиросу в пепельнице.

Доктор бросил на него встревоженный взгляд.

— Да, да! Мсье Кра-син. Вы спуститесь?

— Это ошибка, мадемуазель. У меня нет друга, по фамилии Кра-син. Передайте господину, что он ошибся. Благодарю вас, — повесил он трубку.

— А вы безжалостны, Савва Тимофеевич — воскликнул Селивановский, оторвав взгляд от шахматной доски.

— Кто- я? Безжалостен? Я — безжалостен?

— Конечно, жестоки и безжалостны! Я сдаюсь Ваша взяла — доктор опрокинул на доску белого короля.

Снова раздался телефонный звонок.

— Простите. Но этот мсье уверяет, что вы его точно знаете. Он настаивает, чтобы вы спустились. Так что ему передать?

— Передайте… — Савва помолчал, — что я… разговаривать с ним просто не желаю.

— Правильно ли я поняла, мсье, — женский голос растерянно дрогнул, — что вы знакомы, но общение с этим господином для вас нежелательно? Так?

— Именно так, мадемуазель И прошу, скажите этому господину вашим ангельским голосочком: «Пошел прочь!»

— Как, как, сказать, мсье?

— Впрочем, говорите, что хотите. Главное, чтобы больше я не имел счастья видеть его. И его товарищей.

Савва повесил трубку и повернулся к доктору.

— Николай Николаевич! Извините. Устал.

Доктор понимающе кивнул и вышел из номера.

Снова зазвенел телефон.

— Мсье, я передала этому господину, чтобы он был так любезен больше не приходить к вам. Он просил передать вам, что ему очень жаль.

— Жаль? Чего жаль?

— Не знаю, мсье. Он просто пожал плечами и сказал: «Передайте господину Морозову, что мне жаль. Очень жаль». И это — все.

Савва закурил и подошел к окну. На приморском бульваре Круазет зажглись вечерние огни…

Ночью Савва почти не спал. Как в Москве. Сон отлетал, наталкиваясь на мысли и образы, которые, чередой, сменяя друг друга, приходили, уходили и снова приходили. Он перелистывал воспоминания, словно зачитанную книгу, самой страшной главой в которой была та… про иллюзию любви. Точнее, про любовь и предательство. Вечная тема. Как он мог не видеть и не понимать? Неужели любовь отнимает разум? Нет, разум отнимает — страсть. Что же тогда — любовь? Награда или наказание? Выходит, все последние годы он любовался миражом в образе богини, которую сам же и поставил на пьедестал. А оказалось, она — и не богиня вовсе. И все, что она говорила и делала — было обманом. Но ради чего? Ради безумной утопической идеи, во имя которой ее друзья — товарищи по партии готовы на все — ложь, фальшь, унижение, подлость, террор и кровь? Нет, всеобщее счастье не может строиться на крови. Человеческая кровь — напиток для дьявола, и стоит хоть раз пригубить, как станешь его слугой, и уже не сможет остановиться…

Савва поднялся с кровати, прошел в ванную и встал под душ. Тугие струи холодили голову и покалывали тело.

Накинув халат, он вышел из ванной на балкон и уселся в кресло, наблюдая, как солнце лениво поднимается над берегом, пляшет озорными лучиками по водной глади, будит спящие пальмы, бросает теплый свет на спящий городок и катится дальше над лазурным морем.

«Вот и кончилась ночь…» — Савва поднялся и, прикрыв глаза, протянул руки к солнцу.

В дверь осторожно постучали. В номер, источая запах жасмина, вошла заспанная Зинаида.

— Савва, что ты не спишь? Я услышала, у тебя вода в ванной шумела. Время-то начало шестого. Еще спать да спать. У тебя все в порядке? — прикрыв ладошкой рот, она зевнула.

— Зина, что за духи? — принюхался Савва. — Не слишком ли сладкие?

Зинаида вначале застыла от изумления, затем отступила на шаг и, вдруг, всплеснув руками, бросилась к нему и обняла за шею.

— Саввушка, милый мой… миленький!

— Дорогуша, что за бурная реакция? — с недоуменной улыбкой попытался отстраниться он.

— Это не реакция, Саввушка! Это радость! Ты что, ничего не понял? К тебе же вернулось обоняние, понимаешь? Ты снова стал различать запахи О, Господи — шмыгнула она носом, отошла на шаг и отвернулась.