Альберт-Эмиль Брахфогель - Людовик XIV, или Комедия жизни

Арманда вырвалась от Мольера и поспешно заканчивала свой туалет. Мольер же молча смотрел на взбешенную директоршу, другие безучастно расхаживали взад и вперед и повторяли свои роли.

Наконец он медленно приподнялся со стула и приложил руку ко лбу.

— Так вот чем кончается вся эта история! Госпожа Флоранс Лагранж хочет сделаться директоршей на отступные деньги принца?! Низко же ты пала, Мадлена! Ха-ха! Я этого давно ожидал, и тебе вовсе не нужно прибегать к таким средствам, чтобы заставить меня уйти. Если Лагранж, великий трагик, всегда питавший ко мне величайшую ненависть, берется управлять труппой, то я, конечно, лишний. Не смею спросить, как велика сумма, которую он предлагает за концессию и инвентарь?

— Так велика, что тебе, конечно, и не снилось ничего подобного: шесть тысяч ливров наличными деньгами!

— Уф, какая громадная сумма! Но что ты скажешь, если я сделаю тебе еще лучшее предложение? За передачу труппы мне я предлагаю тебе на триста ливров больше, чем Лагранж, но с условием, чтобы ты подождала два дня.

Все вскочили: Лагранж и Тарильер разразились громким смехом.

— Ты?! — презрительно вскричала Мадлена. — Хотела бы я знать, откуда ты достанешь столько денег!

— Предоставь эту заботу мне!

С этими словами Мольер поспешно вышел из комнаты и отправился на сцену, откуда бросил взгляд на публику через потайное окошко. Театр был почти пуст. Несколько купеческих семейств сидело в ложах да десятка два кресел были заняты мелкими горожанами и солдатами. Внимание Мольера привлек один господин, по наружности знатный барин, который сидел в углу одной из лож. Физиономия этого господина показалась ему знакомой, но он никак не мог припомнить, где именно видел его. Занятый этими мыслями, он и не слышал, какими колкими насмешками осыпала его девица Дюпарк.

Но вот Рагенокс закричал ему, что сейчас начинается второй акт, и Мольер покорно побрел за кулисы. Тут встретился с ним Койпо, грустный и огорченный.

— О чем вздыхаешь, дружище? Что поделывает Иеремия?

— Иеремия околел! — отвечал певец и залился слезами.

— Ну чего ты расхныкался! Не от осла же зависела твоя веселая песня!

— Увы! С ним я похоронил мою душевную веселость!

— Ну что за вздор!

— Верь мне, Батист, без моего осла я ни на что не годен. Бедный, незабвенный Иеремия!

И неутешный певец ушел в самый отдаленный угол оплакивать своего умершего друга.

Мольер молча сел на скамейку и погрузился в глубокую задумчивость. Арманда дулась на него, актеры приходили и уходили, не обращая на него ни малейшего внимания. Четыре действия уже кончились, приближалось последнее, а Мольер все сидел на том же месте, печально опустив голову. Невеселые картины рисовало ему воображение…

Когда занавес опустился, на сцену вышел какой-то незнакомец и начал шептаться с Рагеноксом, который подошел наконец к Мольеру и положил ему на плечо руку.

— Проснитесь, Мольер! Какой-то господин желает говорить с вами.

Мольер поднял голову и увидел перед собой господина, закутанного в плащ. Того самого, которого он уже заметил в ложе. Рагенокс оставил их вдвоем.

— Вы желали меня видеть, милостивый государь? Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить?

— Мы старые знакомые, господин Мольер. На мою долю всегда выпадает приятная обязанность сообщать вам радостные известия.

— Боже мой! Кого я вижу! Шевалье Гурвиль!..

— Помните ли вы ту ночь, когда я отвез вас к принцу, в Пезенас?

— Неужто и теперь вы имеете подобное же поручение?.. — радостно воскликнул Мольер.

— Тише, любезнейший, тише! Пока еще нет надобности разглашать то, что я намерен сообщить вам. Вот в чем дело. Принц Анжуйский просил у короля позволения содержать свой собственный театр и пригласить вас с труппой Бежар. Его величество согласился, но желает, чтобы ему предварительно представили всех актеров этой труппы и чтобы вы дали пробное представление. Надо предупредить вас, что король обращает большое внимание на наружность. Не скрою также, что желанием принца Анжуйского руководит вовсе не любовь к искусству, а скука пресыщенного человека, не знающего, чем наполнить пустоту своей жизни. Как видите, положение ваше еще весьма шатко, все зависит от каприза короля или его брата. Принцу Конти поручено вести переговоры с вами, и он-то послал меня сюда. Вот его письмо. Я буду ждать вашего ответа в ложе направо, а теперь — до свидания!

Хотя Мольер давно уже был готов к подобному известию, но все же в первую минуту он остолбенел от радости. Голова у него кружилась, мысли путались. Медленно прошел он в гардеробную и дрожащими руками распечатал письмо своего покровителя…

Между тем трагедия кончилась. Опустился занавес, и актеры толпой хлынули в гардеробную.

— Слава тебе господи! — воскликнул Тарильер. — Наконец-то кончилось это фиглярство!

— Объявляю тебе, Мадлена, — кричал Лагранж, — я больше не выйду на сцену и брошу вашу труппу, если не получу директорства.

— Погоди, Лагранж, — смеялась Дюпарк, — может быть, Мольер перенесет нас в Париж на облаке, ха-ха-ха!

— Ну, уж признаюсь, — колко заметила девица Дебрие, — после нынешнего вечера этот хвастун потерял всякий кредит у нас.

Вошел Рагенокс.

— Ну что, господа, будете ли вы играть? Пора поднимать занавес. Публика приходит в нетерпение.

— Пусть их убираются к черту! — заревел Круасси. — Я бы с удовольствием заставил их просидеть тут целую ночь!.. Позовите Мольера, ведь он должен начинать!

— В чем дело? Что это вы так расшумелись? — раздался голос Мольера. Он смыл румяна и переоделся в свое обычное платье.

Все взглянули на него с удивлением.

— Да ты с ума сошел, человек? — закричала на него Мадлена. — Смотрите, пожалуйста, он изволил переодеться, когда пьеса должна начаться! — Она отчаянно всплеснула руками.

— Я не буду играть сегодня, и пьеса отменяется, — спокойно отвечал Мольер. — Подумали ли вы, Мадлена, о том, что я говорил вам насчет труппы? Если сумма, предложенная мною, кажется вам недостаточной, то я готов дать восемь тысяч ливров с тем только, чтобы вы немедленно решили этот вопрос.

— Восемь тысяч? Что? Как! — раздалось со всех сторон.

— Если сейчас же отдашь деньги, пожалуй, я согласна, — отвечала Мадлена с явным недоверием.

Мольер молча вынул из кармана восемь билетов, каждый в тысячу ливров, и положил их в руку остолбеневшей Мадлены.

— Господа, вы все свидетели! Отныне труппа называется моим именем. Имущество я приму через час!

— В таком случае я не намерен оставаться в этой труппе! — закричал Лагранж.

— Если ты выскажешь то же через час, — отвечал Мольер, — то я не буду препятствовать твоему отъезду. Рагенокс, вели поднять занавес, я желаю сказать несколько слов публике.