Елена Жаринова - Сын скотьего Бога

— Дети новгородского князя? Сами пришли? Это, наверно, какой-нибудь дурацкий словенский обычай. Ваш папаша послал мне подарок, надеясь смягчить мое сердце? Бедолага, видно, совсем обезумел от страха…

— Отец не знает, что мы здесь, — прервала веселящегося Росомаху Туйя. — Так что подарок тебе делаю я, княжна Туйя. Вот Боян, сын Волха. Отец в нем души не чает. Пригрози Бояну смертью — и Волх сделает все, что захочешь. Например, уведет из засады корабли.

— Какие корабли? — нахмурился Росомаха.

— Такие! — Туйя вздернула нос. И рассказала о плане новгородцев.

Темные глаза Росомахи полыхали, зубы хищно скалились. Он смотрел на Туйю, качая головой, словно все еще не веря в свою удачу. Когда девушка закончила, предводитель разбойников заявил:

— Ты пришла ко мне с бесценным подарком, княжна! Но я не могу его принять.

— Почему? — ахнула Туйя.

— Потому что в подарках всегда есть подвох. Я не знаю, чего вы не поделили с отцом, и не понимаю, почему ты так поступаешь. Вот услуга — другое дело. Говори, чего ты хочешь взамен. И не мелочись — твой товар самого высшего сорта.

Туйя растерялась. Она шла сюда мстить, а не торговаться, и не думала о награде. Но может, одно не исключает другого?

— Ну… безопасности, конечно…

— Хороший выбор! Тебе не помешает заручиться моим словом, маленькая княжна, — осклабился Росомаха.

— А я не для себя! — с вызовом заявила Туйя.

— А для кого? Неужели для отца? Для брата?

Туйя вдруг покраснела.

— На кораблях вместе с отцом — русский воевода Мар. Хочу, чтобы он остался жив.

— А! — Росомаха многозначительно поднял брови. — У тебя есть дружок. Хорошо, уболтала, если не будет глупить, получишь его целым и невредимым. Даю слово. Эй, парни! Заложника…

И тут Боян прыгнул за борт. На глазах у обомлевших разбойников он пружинисто приземлился и не оглядываясь припустил к берегу.

— Ах ты… За ним, за ним, тупые уроды! — взревел Росомаха.

Четверо разбойников тяжело спрыгнули с борта. Отмель расплескалась под их сапогами — в это время Боян уже лез на обрыв. Он карабкался по торчащим из песка корням как по веревочной лестнице.

Казалось бы, четырем мужчинам догнать мальчика — плевое дело. Не тут-то было. Учитель Овтай отличал Бояна не только за то, что княжич. Даже сейчас, насмерть напуганный, преданный сестрой, Боян бежал, как на уроке — следя за дыханием, не позволяя сердцу зайтись от ужаса. Он ни разу не споткнулся — как будто крылья выросли на ногах. Он зайцем петлял, волком перепрыгивал через ручьи; его и с собаками выследить было трудно. Единственное, о чем он не думал — куда заведет его чаща, мелькавшая голыми ветками у лица.

Зато об этом задумалась погоня.

— Все, упустили, — мрачно подытожил один из разбойников. Все четверо остановились, согнувшись, и пытались продышаться.

— Кто-нибудь знает, где осталась река? — спросил другой.

— Там, кажется, — неуверенно показал третий.

Четвертый покачал головой.

— Страшно возвращаться с пустыми руками.

— Брось! Обойдется, — легкомысленно фыркнул второй.

— Хорошо бы… — с сомнением вздохнул четвертый.

И оказался прав.

Сначала Росомаха просто разозлился.

— Вот дурни! Гусеницы ползают быстрее, чем вы. Ладно, леший с ним, с мальчиком. У нас осталась девочка. Княжна, ты ведь не сочтешь за труд послужить разменной монетой в переговорах с твоим батюшкой? — с издевательской церемонностью спросил он Туйю.

Та побледнела.

— Что, не ожидала сама в заложницах оказаться? — расхохотался Росомаха. А четверо, упустившие Бояна, облегченно вздохнули: вроде обошлось.

Но не тут-то было.

Страшная фигура за спиной у Росомахи снова нагнулась. Разбойник изменился в лице.

— Ах ты, сучка новгородская, — прошипел он дрожащим от ярости голосом. — Так Волх ради тебя и пальцем не пошевелит? Это правда? Говори!

— Правда, — равнодушно ответила Туйя.

В ее равнодушии не было бравады. Она давно миновала границу, за которой оставались страх и сожаление, добро и зло. Этот мерзавец Боян испортил ей праздник мести! — вот что страшнее смерти. Пусть Росомаха теперь знает о засаде, но этого мало, чтобы вырвать отцу сердце.

Споткнувшись о ее стеклянный взгляд, Росомаха смутился. Глупо угрожать человеку с такими мертвыми глазами. И он переключился на разбойников.

— Вы поняли, что натворили, сучьи дети?!

Один из бедняг в испарине бухнулся на колени, бормоча что-то типа «не вели казнить, вели миловать».

— Перун простит, — усмехнулся главарь. Он выхватил меч и одним точным движением провел разбойнику по горлу. Тот всхлипнул, потянувшись руками к ране, да так и упал ничком, вывернув локти. Из-под рогатого шлема растеклась густая лужа крови.

Трое остальных провинившихся тихо завыли. Но Росомаха повернулся к Туйе:

— Ну как? Тебе и теперь не страшно? — с искренним интересом спросил он.

Девушка уставилась на него, как на сумасшедшего.

— Ты что, зарезал его, чтобы меня напугать? Зря старался.

— В любом случае наша сделка расторгнута. Твоей жизни теперь грош цена.

Туйя и бровью не повела. Она старательно растирала замерзшие руки в беличьих рукавицах. И вдруг… Она сорвала рукавицы и уставилась на них, озаренная сумасшедшей улыбкой.

— Нет, Росомаха, — объявила она. — Наша сделка состоится!

На следующий день, незадолго до полудня, русские корабли вспыхнули огнем.

Волх в точности выполнил условия, поставленные похитителями. Словене и русы неприкаянно сгрудились на берегу и ждали, пока ладьи прогорят и по освободившейся излучине пройдут разбойничьи суда.

Простые дружинники не знали, что делать: их предводители, казалось, совсем ушли в себя. Словно какая-то центробежная сила отбросила их друг от друга. Мар то убегал в лес терзаться муками совести, то бросался на берег — высматривать Туйю на разбойничьих кораблях. Он совсем одурел, и разговаривать с ним было невозможно. Бельд сначала пытался поговорить с Сайми, потом с Волхом. Оба послали его к лешему — Волх в ярости, Сайми со слезами. Тогда сакс начал мерить шагами берег, морща лоб в раздумьях.

Что до Волха, то он уже полчаса неподвижно стоял на берегу.

Устав плакать одна, Сайми рискнула подойти к мужу. Взглянула на него при свете дня — и испугалась. Он был до зелени бледен, как будто его грызла тяжелая болезнь.

— Ты действительно считаешь, что это я виновата? — глядя в землю, прошептала Сайми.

— Нет, — с усилием ответил Волх.

«Неправда, считаешь, — с досадой подумала Сайми. — Ты весь мир считаешь виноватым, если что-то идет не по-твоему». Но она пришла не ссориться, а утешать — или искать утешения.

— Ты ведь страдаешь не из-за Бояна? — спросила она.

Волх дернулся, глянул на нее волком, но по его лицу пробежала тень облегчения. Как будто она разделила с ним стыдную и тяжкую ношу.