Елена Жаринова - Сын скотьего Бога

Паниковали пока вполголоса. Подвывали в кулачок женщины, хмуро перешептывались мужчины. В руках у многих Волх заметил ведра и топоры. Появились и пустые дома — но не брошенные впопыхах, а аккуратно заколоченные. Только маленькая грязная собачонка истошно лаяла и юлой вертелась на мостовой.

Собрались в Тайной палате — Волх, Бельд, Мар, Клянча и Булыня.

Бельд обстоятельно и бесстрастно рассказал, что случилось на реке.

— Такие дела, — подытожил он. — Река дала нам отсрочку, но осады не избежать. А у вас тут какие новости?

Клянча с Булыней переглянулись.

— У нас, Волх Словенич, новости плохие. А еще очень плохие. С каких начинать?

— Все равно.

— Тогда вот плохая. Когда Боян пропал, — Клянча опустил голову, — Мичура…

— Мичура удавился, — мрачно сообщил Булыня. — Мы искали мальчика и не уследили. Сложили ему краду. Паруша рвалась за ним на костер, но Клянча ее не пустил. Запер в своем погребе.

— Мне надоело баб на костер провожать, — сквозь зубы сказал Клянча. — Мичура не маленький, сам до Вырея доберется.

Волх помолчал. Новость не укладывалась в голове — как и все, что произошло за последнее время. Оно и лучше. Сейчас некогда лить слезы.

— Есть новости похуже? — усмехнулся он.

Клянча совсем посерел лицом. Видно было, что всю эту неделю он не спал.

— Раз осады не миновать, пропали мы, братики, — сообщил он. — Как вы ушли, у нас тут за день двадцать человек померло. Стали выяснять, и нашли в колодцах дохлых свиней. Все колодцы в городе отравлены. Видно, кто-то решил разбойникам помочь. Думали и на русов, и на чудь, дошло до мордобоя… Так что теперь все друг на друга смотрят волком и пьют воду только из реки. А если нас отрежут от реки, сколько мы продержимся?

— Запасы делать пробовали? — резко спросил Бельд.

— Что я, совсем дурак? — обиделся Клянча. — Велено всем выкатить бочки, у кого какие есть, и набивать их льдом. Да только…

— А еще надо из княжьих закромов все бочки освободить — из-под меда там, из-под огурцов. И всю воду обратно в закрома убрать под замок. Времени у нас — пока не растает лед.

— Да что толку! — Клянча с досадой бросил на стол шапку. — Перед смертью не надышишься. Лишняя неделя, месяц… Еды тоже нет. Они возьмут нас измором. Хоть, как Мичура, в петлю лезь…

— Будешь дальше ныть — я сам тебя туда засуну, — пообещал Волх с усталым раздражением. — Пошли бочки считать.

И они считали бочки почти до темноты. Запасы воды решили хранить в княжеских хоромах и в русской слободе. И вот бочки покатились через весь город, их передавали друг другу как на пожаре. Волх вместе со всеми колол лед, черпал воду из прорубей и распоряжался до хрипоты. Работа спорилась, закрома заполнялись, и даже река как будто обмелела от вычерпывания.

В это время Сайми, затолкав в корзину пару жирных куриц, спешила на Перынь. Ее лицо светилось напряженной надеждой.

Раньше Сайми боялась сюда ходить. В гудении вековых сосен ей мерещились страшные пророчества, в плеске реки — заклинания, а темные деревянные идолы недовольно смотрели на непрошенную гостью, чужачку. Несмотря на соседство, словенские боги по-прежнему были для чуди грозной и враждебной силой. Матери пугали чудских детей Велесом. За десять лет замужества Сайми очень сблизилась со свекровью и часто навещала Шелонь в ее уединении. И все равно, проходя мимо капища, Сайми и сегодня прибавила шаг.

Изба отшельницы дымила. Сайми деликатно постучала в окно. Дверь почти сразу отворилась и на порог, щурясь, вышла Шелонь.

— Кто здесь? — она всплеснула руками. — Княгиня, ты? Я тебя едва узнала.

Сайми только теперь сообразила, что так и шла через весь город в грязной мужской одежде. Она вспыхнула от стыда и заплакала. А как заплакала — так уже не могла остановиться. Просто упала на замшелую ступеньку и выла, и ревела, метя по ветру спутанными волосами.

Остановили ее только испуганные глаза свекрови. Она думает, с Волхом несчастье, — поняла Сайми. Она взяла себя в руки и рассказала Шелони про Бояна и про то, в чем подозревают Туйю.

— И теперь я не могу есть — а вдруг его держат впроголодь? И не могу спать — а вдруг в это время его мучают и он зовет маму…

Шелонь жалостливо покачала головой.

— Ты думаешь о нем как о младенце, а ведь он отрок, почти мужчина.

— Мне что, от этого легче?! — всхлипнула Сайми. — Я думаю о нем каждый миг. И мне кажется, если хоть на миг я подумаю о чем-то другом, его тут же убьют. Матушка, когда Волха считали сгинувшем в лесу, разве ты не чувствовала то же самое?

Тень давней боли пробежала по лицу Шелони. Она не ответила, а спросила о другом:

— Зачем кур притащила?

— Богам… Матушка, — Сайми страстно сжала сухую руку Шелони, — ты же их попросишь, чтобы сберегли мне Бояна?

— Самой надо просить. Ты мать, никто так не попросит, как ты.

— Я… Я их боюсь, — призналась Сайми и поёжилась. — Я им чужая…

— Проси своих богов… духов…

— Ах, я и там чужая, — Сайми в отчаянии рванула рубашку за ворот. — Ни родные, ни духи мне не простили, что из-за меня убили Вейко. Но если надо самой — я попробую. Научи, что говорить, кого просить…

— Говорить много не придется, — горько усмехнулась Шелонь. — А вот курями не обойдешься.

Сайми немного побледнела.

— Я на все готова.

— Тогда слушай. Когда я узнала, что мой муж отправил наемников, чтобы убить моего сына, я пошла просить богов сохранить Волху жизнь. Я плакала, но Мокошь не слушала меня. Над ней проливают столько слез, что сердце ее стало железным, как дерево в воде. И тогда я предложила: сокровище за сокровище, жизнь за жизнь. Возьми мужа, но верни сына. И Мокошь приняла мою жертву. Волх вернулся, но Словен умер.

— О, — простонала Сайми, пряча в ладонях лицо.

— Да. Чтобы спасти самое дорогое, надо пожертвовать самым дорогим. Другой жертвы боги не примут.

— Но это бессмыслица! — плача, возмутилась Сайми.

— Точно, — согласилась Шелонь. — И поэтому надо пожертвовать чуть менее дорогим. Про это «чуть» знать будешь только ты, а боги не заметят разницу. Просто надо сделать выбор. Это и в самом деле просто, когда ты знаешь, что на самом деле тебе дорого…

Сайми с ужасом смотрела на свекровь и лишь молча мотала головой.

К себе в терем Волх поднялся, пошатываясь от усталости. Все тело чесалось от грязной одежды. Много, много бочек они наполнили водой. Вот только у осаждающих воды все равно будет больше…

Надо бы отправить стариков на Перынь — пусть служат требы всем богам подряд, чтобы ледостав продлился подольше. Надо бы обратиться к воям из ополчения. Кто знает, сколько дней, а может, часов бездействия и ожидания нам отпущено? Потом просто не будет времени — а люди должны знать, должны чувствовать, что князь их любит.