Кейт Уиггин - Ребекка с фермы «Солнечный ручей»

— Дитя, а не дите.

— Не все ли равно? Дитя — это слишком поэтично.

— В проспекте написано «ребенок». Можно еще сказать «младенец».

— «Младенец» — это еще хуже, чем «дите», — проворчала Эмма Джейн. — Постой! Я вот что придумала. Мы будем говорить текст, а в это время Илайджа и Элиша пусть стирают.

— Я как-то не могу себе представить, чтобы ребенок, младенец или дитя намыливало и полоскало белье, — отвечала Ребекка, — но пусть это будет на совести авторов рекламы. Близнецов мы терзать все же не будем. А знаешь, что во всем этом очень забавно? В дальних домах меня никто не знает, и там я могу нести всякую чепуху и про больных, и про младенцев. А в заключение произнесу… Только бы мне не забыть… Да, вот! Мы готовы заставить звучать каждую струну гигантского инструмента, имя которого — потребление.

Этот разговор происходил в пятницу вечером дома у Эммы Джейн, когда Ребекка, к несказанной своей радости, осталась на ночь одна, так как обе тетушки уехали в Портленд на похороны старинного друга. В субботу занятий в школе не было и девочки решили сами запрячь старого белого жеребца, чтобы съездить за три мили в Северный Риверборо; в полдень — пообедать с двоюродными братьями Эммы Джейн и ровно в четыре возвратиться.

Когда девочки спросили, можно ли им по пути заглянуть в несколько домов и продать мыло для Симпсонов, то поначалу получили категорический отказ. Однако миссис Перкинс была по натуре женщиной снисходительной и в конце концов разрешила дочери развлечься таким неожиданным образом. При этом она подумала и о Ребекке, которую притесняет тетя, и о том, что малышки участвуют не в чем ином, как в делах благотворительности.

Первым делом они зашли в магазин Ватсона и предложили хозяину купить несколько больших ящиков мыла по накладной на имя Клары Белли Симпсон. Сделка состоялась, и тем утром на всей деревенской дороге не было более счастливых путников, чем Ребекка и ее подруга. Стояла удивительная тишь бабьего лета. Такая погода редко выдается в канун Дня Благодарения. Это был ярко-красный день; день цветов ржавчины и буйволовой кожи; желтый, канареечный, лимонный, карминный, бронзовый, малиновый, вишневый день! На дубах и кленах еще оставалось много неопавших листьев, которые радовали чудесным сочетанием красного, шоколадного и золотого. Воздух напоминал прозрачный, с игрой солнечных зайчиков, сидр. В полях виднелись горки овса, гороха, моркови, свеклы, и все это постепенно развозилось по мельницам, амбарам и ярмаркам. Белый жеребец как будто забыл, что ему исполнилось двадцать лет. Он вдыхал сладкий прозрачный воздух и несся, словно на скачках. Вдали синей пирамидой вырисовывалась гора Нокомис. Ребекка привстала в тележке и, охваченная радостью жизни, обратилась к миру:

Раздражавшая порой Ребекку своей недалекостью Эмма Джейн сейчас казалась ей как никогда близкой, дорогой, верной, испытанной подругой. Ах, более того, она казалась ей ослепительной, загадочной, волшебной — и все благодаря этой самостоятельной поездке, поделенному пополам чувству освобождения и так удачно устроенному коммерческому предприятию.

Великолепный, ярко расцвеченный лист упал с дерева прямо на скамью повозки.

— У тебя не кружится голова от такой красоты? — спросила Ребекка.

— Нет, — после продолжительного молчания отвечала Эмма Джейн, — совсем даже не кружится.

— Может быть, головокружение — не совсем то слово, но оно близкое. Когда я вижу эти цвета осени, мне хочется съесть их, выпить, уснуть в них… Если бы ты была деревом, какой бы ты выбрала для себя цвет?

Эмму Джейн больше всего радовало, что она проводит время вдвоем с Ребеккой, а Ребекка все время вслушивалась, всматривалась и без остановки говорила. Теперь она затеяла развлечение на новый лад.

— Я бы хотела стать цветущей яблоней. Помнишь, весной яблоня цвела розовыми цветами возле нашего свинарника?

Ребекка расхохоталась. Вечно Эмма Джейн что-нибудь ляпнет ни к селу ни к городу!

— А я хотела бы быть вон тем багряным кленом у пруда! — и она указала взмахом кнута в сторону дерева. — У него обзор гораздо шире, чем у твоей яблони возле свинарника. Я бы смотрела все дни на тот дальний лес, а вечером любовалась в зеркале пруда своим красным платьем, и вместе со мной другие деревья — желтые, лимонные, шоколадные — тоже смотрелись бы в пруд. Поскольку я теперь взрослая и научилась сама зарабатывать, то собираюсь справить себе платье такого же рубинового цвета, как этот упавший лист. Оно будет из тонкой материи, со шлейфом, с пышными складками. А к нему будет шарф, и он же одновременно пояс, шоколадного цвета, как ствол у того клена. А весной я позеленею. Я придумала, что у деревьев зеленое нижнее белье. Они все лето ходят в нижнем белье, а осенью едут на бал в разноцветных нарядах.

— А мне эти цвета кажутся очень обыкновенными… как на домашнем халате. Я все-таки буду яблоней. Я хочу белое платье с розовым шарфом и розовыми чулками. А к нему — золотые туфельки и веер с блестками.

Прошел час с начала их коммерческой командировки, и лишь одно обстоятельство немного портило девочкам настроение.

Они решили обходить дома намеченных «жертв» не вдвоем, а порознь — из опасения, что, зайдя вместе, начнут говорить наперебой и их не будут воспринимать всерьез. Поэтому решено было, что одна будет придерживать у ворот жеребца, а другая — входить и предлагать мыло. И вот к концу поездки результат оказался не в пользу Эммы Джейн. Она продала всего-навсего три куска мыла, тогда как Ребекка «реализовала» три маленьких ящика.

Хотя разница в их умении привлекать клиентов стала заметна с самого начала, каждая из подруг приписывала свой успех или неуспех одной лишь могущественной воле случая. Хозяйки, едва взглянув на Эмму Джейн, сразу решали, что не стоит ничего у нее брать. Девочка старательно расписывала все достоинства товара, но почему-то его не покупали. А Ребекку словно сопровождала счастливая звезда. Как только она начинала говорить, хозяйки тут же вспоминали, что мыло у них на исходе и что как раз в понедельник они собирались пойти за ним в лавку. И так получалось, что Ребекка одерживала победу за победой, а Эмма Джейн, при всей ее аккуратности и честности, всякий раз терпела неудачу.

— Ну вот, я рада, что теперь твоя очередь, — сказала Ребекке Эмма Джейн, останавливаясь у ворот и отводя жеребца подальше от дороги. — Я все еще не могу опомниться от предыдущего визита! — А произошло вот что. Женщина, высунувшись из окна верхнего этажа, закричала: «Ступай, ступай отсюда, девочка! Мы не знаем, что у тебя там, в ящике, но только нам этого не надо!»