Игорь Генералов - В тени славы предков

Вечерний стан светился кострами, стреляющими в темноту снопами искр, пах сытным варевом, переливался весёлым хохотом воинов. Добрыня дождался, когда от княжеского костра ушли воеводы, а Владимир ещё не ушёл к Рогнеде, которую взял с собой (Олавна-осталась в Новгороде) и при своей невоздержанной мужской ярости проводил с ней каждый вечер. Князь сидел на конском потнике в долгой белой полотняной рубахе, скупо вышитой по вороту синим и алым шёлком, лёгкой берёзовой веткой отгонял неугомонных комаров.

— Ты что решил с Ярополком делать? — спросил Добрыня. Владимир внимательно посмотрел на дядьку: Добрыня никогда не задавал просто так вопросов.

— По мне, так лучше б он погиб в бою. Живым он меня всегда будет беспокоить, а как я поступил с Рогволодом и детьми его в Полоцке — так с Ярополком будет неправильно.

«Верно: брат всё же», — мысленно досказал за племянника Добрыня. Порой ему казалось, что на пути к власти Владимир не знает пощады, как бабка его, но у Ольги женское начало заставило щадить непокорного самолюбивого сына, а Владимир не остановится перед родной кровью и не будет лить слёзы над трупом брата, как Ярополк над телом Олега. Показалось только на миг, что Владимир жалеет брата, тем более побеждённого. Но следующие его слова развеяли добрые Добрынины сомнения:

— Я пришёл сюда не грабить, а править. Страх и ненависть ко мне должны быть у врагов, а народ должен любить меня, как княгиню Ольгу.

Добрыня, додумывая в голове мысль, согласно кивнул, утверждаясь в ней. Чуть наклоняясь вперёд, сказал князю:

— Ярополка надо вытащить на мирные переговоры, на которые он не пойдёт, и твоей вины здесь не будет.

Воевода помолчал, наблюдая, как оживляется Владимир, и искры интереса заплясали в глазах вместе с отражающимся в них пламенем костра:

— Говори, стрый, ты всегда давал мудрые советы.

— Давеча схватили ратных, сбежавших от Ярополка. Те поведали, что княжеские воеводы рассорились друг с другом. Я всегда знал, что творится в Киеве, ибо прежде чем напасть на врага, о нём нужно знать всё. Вражда Блуда и Варяжки тлела издавна. На краю гибели всегда вражда или дружба становятся острее заточенного меча. Варяжку Ярополк отправил куда-то после разгрома, но всё равно он предан своему князю, как пёс, а Блуд из Святославовых кметей в воеводы выбился. Его надо переманить на нашу сторону. Как? У нас есть воины, кто ходил со Святославом, кто-нибудь да знает Блуда.

Владимир разочарованно бросил ветку в костёр; пламя с треском завернуло зелёные листья. Он ожидал от Добрыни чего-то более существенного. Если Блуд откажется, то Киев придётся брать на щит, что ли? От воли выбора одного человека не должен зависеть его успех. Он холодно спросил воеводу:

— Ты собрался убить Ярополка. Как?

— Кмети всё равно шкодят, хоть мы кое-кого и вешаем для устрашения. Будет кто-то, кто захочет искупить вину, — и добавил уже от сердца: — Ты мне верь, князь. Я обещаю тебе Ярополка. Не отталкивай меня раньше времени и помни: что бы я в жизни ни делал, я делал это только ради тебя.

Желая оставить последнее слово за собой, Добрыня резко поднялся с положенного на траву вотола и пошёл в сторону шатра, где ночевал вместе с северными хёвдингами.

Гибель племянника, в которой Колот был уверен, серьёзно его расстроила. Близкие воина, как и сам воин, должны быть готовы к гибели в бою. Но всё равно трудно поверить, что родная молодая жизнь, так недавно бившая ключом, прервана калёным железом. Колот стал злее и угрюмее, часто срывался на ратных. Варяжка, которого многие обвиняли в проигранной битве, Лапа не винил. При всей своей молодой горячности Варяжко был любим среди ратных за прямую честность, простоту в общении, без чванства и превосходства над другими. И сам Колот, прикидывая битву, многажды ему пересказанную и так и эдак, понимал, что лучше и больше вряд ли можно было содеять.

Войско таяло, как снежная гора весной, из-под которой, унося былое снежное могущество, разбегаются тонкие ручейки. Ратные сбегали уже не только ночью, но и на днёвках, порой едва таясь. Блуд потребовал от князя крутых мер к убегающим, но павший духом Ярополк чаял быстрее добраться до Киева, не надеясь выиграть войну, а стало быть, войско уже не нужно. Не решаясь проявить волю, распустив ратных, и тем самым пасть в глазах воевод, князь был рад уходу людей. Блуд в сердцах высказывался Колоту:

— Беда наше дело! Ярополк не хочет бороться, плывёт как бревно в половодье — куда вынесет. С ним и в Киеве нам не отсидеться.

Киев выглядел утихшим и мрачным перед ратной грозой. Изредка по улицам шастали осторожные неприветливые мужики, куда-то катились возы. На Подоле, куда Колот поехал верхом искать сына, кучковались какие-то люди, громко спорили, называя имена Ярополка и Владимира.

— Батя!

Откуда-то вынырнувший Пестряй схватил Колотова коня под уздцы; добрые телячьи глаза радостно светились.

— Ты вот что, сын, — сказал Лапа, едва поздоровавшись, — бери коня моего, скачи в Осинки, упреди мать, пусть в лес едут. Только берегись, пока окологородье не минуешь. Перед ратной грозой лошади в цене, не сегодня завтра в Киеве их вовсе не будет, всех в подводы запрягут, так что коня и отобрать смогут.

Пестряй поправил на голове кожаный ремень, стягивающий волосы, пожал плечами:

— Никто особо и не торопится уезжать. Тут и вовсе не хотели Ярополка пущать, до драк доходило. Владимир, мол, всё равно одолеет, так чего попросту город разорению предавать, ведь оба сыны Святославовы, внуки княгини Ольги. Кто хотел, тот уехал. Остались те, кто Владимира встретить хочет.

— А ты с кем?

— Я не против Владимира, — снова пожал плечами Пестряй.

Колот спешился, встал перед сыном, пристально посмотрел ему в лицо:

— Забыли, видать, как печенеги зорили их? Врагу хотят предаться, и ты с ними?!

— Печенегов не забыли, потому и хотят Владимира впустить, — не смутился Пестряй под взглядом отца. — Степняки не наших кровей, да и на Святослава все надеялись. Тех печенегов один слух о возвращении князя заставил в степь уйти, а кто Владимира напугает? Владимир всё равно одолеет Ярополка, так не лучше ли крови не лить? В Киеве Ольгу помнят, а Ярополк никогда до неё не вырастет. Может, Владимир лучше будет?

Мысль, которую Пестряй подал Колоту, была нова для него. Привыкший служить, он никогда не думал так, разве что под Доростолом. Но в то время война была уже окончена, и князя он предавать не собирался. Уже спокойнее молвил:

— У смерда своя правда, а я — воин и клятву на верность давал. Хорош или плох Ярополк, не мне судить. А ты всё же езжай на родину свою. Матери защитник нужен, хоть родичи её русские не бросят.