Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

На следующее утро гонец в желтом халате обежал весь строительный участок, призывая рабочих оставить дела и собраться под знаменем, укрепленным на плотине.

Работавшие в ночную смену и сейчас собиравшиеся отдохнуть и только что заступившие в дневную смену по приказу десятников собрались вместе. Цвет лиц у людей в этой трехтысячной толпе мало чем отличался от цвета самой земли, в которой они копались.

Собравшиеся были охвачены смутным беспокойством, но тем не менее бодрились и даже перекидывались шутками. И вдруг вся толпа встрепенулась. Хидэёси подошел к походному стулу, установленному рядом со знаменем. Справа и слева от него в торжественном молчании застыли оруженосцы. Хромой бес Курода Камбэй, которого все на стройке так ненавидели, тоже стоял здесь, опершись о посох. И вот именно он с высоты строящейся плотины обратился к собравшимся:

— Князю Хидэёси угодно, чтобы вы высказали ему то, что у вас наболело. Как вам известно, время, отпущенное на строительство плотины, уже более чем наполовину исчерпано, а до завершения работы еще далеко, она продвигается крайне медленно. Князь Хидэёси считает, что одна из причин заключается в том, что вы не слишком стараетесь. Он повелел вам собраться здесь, чтобы вы объяснили ему, что мешает вам успешно работать и чего вы на самом деле хотите. — Камбэй на мгновение умолк, обвел взглядом собравшихся, многие из которых перешептывались, и продолжал: — Не упускайте возможность сказать его светлости о своих нуждах. Пусть сюда поднимутся пятеро или шестеро ваших представителей и поведают нам об этом. Если вы их выберете и им доверитесь, то они будут выслушаны, и таким образом ваши просьбы будут услышаны.

После этого от толпы отделился мужчина высокого роста, раздетый до пояса, с сердитым и непримиримым выражением лица. Он решительно взобрался на плотину. Вслед за ним туда же поднялось еще четверо.

— Это и есть все ваши представители? Других не будет? — спросил Камбэй.

Подойдя к походному стулу, на котором восседал Хидэёси, люди опустились на колени.

— А вот это не обязательно, — сказал им Камбэй. — Сегодня его светлость хочет выслушать вас и узнать обо всем, что вас беспокоит. Вы говорите сейчас от имени всех, так что, пожалуйста, ничего не таите. Только от вас зависит, успеем ли мы своевременно закончить строительство плотины. Мы хотим услышать обо всех ваших горестях и обидах, мешающих вам трудиться по-настоящему. Давайте начнем с того, кто поднялся сюда первым. Вот ты, справа, говори!

Камбэй сейчас вел себя так, словно сам представлял интересы рабочих.

Однако они молчали. Лишь после повторного настоятельного призыва Камбэя один из пятерки выступил вперед:

— Что ж, ладно. Ловлю вас на слове — и говорить буду начистоту. Только не сердитесь, ладно? Прежде всего… ну хорошо, начну… пожалуйста, выслушайте меня…

— Говори же!

— Хорошо. Вы сказали, что будете платить нам по одной мерке риса и по сто монов за каждый мешок с песком, и, по правде говоря, все мы тут, люди бедные, были просто счастливы получить такую работу. Но потом мы начали призадумываться — и я в том числе, — не возьмете ли вы назад свое слово.

— Но послушайте! — возразил Камбэй. — Способен разве столь знаменитый человек, как князь Хидэёси, отказаться от своего слова? За каждый мешок, принесенный вами, вы получаете дощечку бамбука с печатью, а по окончании работы обмениваете ее на свое жалованье. Не так ли?

— Это так, ваша честь. Но сколько бы мешков мы за день ни принесли, хоть все двадцать, платят нам за один — меру риса и сто монов. А на все остальное нам выдают расписку и обещают расплатиться позже.

— Верно.

— Это-то нас, ваша честь, и тревожит. Обещанного нам было бы более чем достаточно, взять хоть рис, хоть деньги. Но того, что мы получаем на самом деле, нам не хватает, чтобы прокормить жен и детей.

— Но разве даже одна мера риса и сто монов — это не намного лучше того, что вы имели до сих пор?

— Не смейтесь над нами, ваша честь. Мы ведь не лошади и не быки. И если бы мы работали так, как сейчас, круглый год, мы все бы давно померли. За обещанную плату мы согласились работать здесь и стали стараться вовсю. Нам думалось, что, закончив работу, пусть и такую тяжелую, такую, можно сказать, нечеловеческую, мы сможем удовлетворить свои потребности, сможем выпить сакэ, рассчитаться с заимодавцами, купить жене новое кимоно. Но поскольку кормят нас одними обещаниями, у нас нет особой охоты чересчур надрываться.

— И все же мне трудно понять твои доводы. Князь Хидэёси и его военачальники заботливо относятся к мирным жителям и не допускают никакого произвола. Так на что же вы, если вдуматься, вправе жаловаться?

Пятеро рабочих отчужденно рассмеялись. Потом один из них сказал:

— Ваша честь, мы ни на что не жалуемся. Просто платите нам то, что полагается. Мы ведь не можем есть расписки или бамбуковые дощечки. А самое главное, кто же обменяет нам все эти расписки на настоящие деньги?

— Если дело только в этом, то вам не о чем беспокоиться!

— Нет, погодите-ка. Вы утверждаете, что победа будет за вами. И вы, и все военачальники готовы за это положить жизнь. Но… кто сказал, что вы победите? Я бы за вашу победу об заклад биться не стал. Даже один к двум. Эй, люди! Правду я говорю?

Воздев руки, он повернулся лицом к трехтысячной толпе, призывая поддержать его. Толпа ответила громким ревом, люди орали и сокрушенно качали головами, так что казалось, будто толпа разом сдвинулась с места.

— И это ваша единственная жалоба? — уточнил Камбэй.

— Единственная. Во всяком разе с этого нужно начать.

Смельчак, вступивший в диалог с Камбэем, переглядывался с четырьмя другими и со всей трехтысячной толпой и, казалось, не испытывал ни малейшего страха.

— Этого не будет!

Впервые за все утро Камбэй заговорил своим истинным голосом. В то же мгновение он отшвырнул посох, выхватил меч и рассек смутьяна пополам, затем зарубил другого, бросившегося бежать. Сразу же из-за спины у него выскочили Рокуро и Кюэмон и прикончили остальных троих.

Стремительность и неожиданность этой расправы потрясла рабочих. Они вмиг притихли и замерли на месте, как трава на кладбище. Те, кто только что подстрекал остальных, сейчас испуганно молчали. Насмешки и неприкрытую злость как ветром сдуло. Сейчас лица цвета самой земли выражали только страх.

Стоя над пятью трупами, трое самураев обвели толпу победными взглядами. Окровавленные мечи по-прежнему зловеще поблескивали у них в руках.

Наконец Камбэй закричал со всей бушующей у него в груди яростью:

— Вот пятеро ваших представителей. Мы призвали их, выслушали и дали им вполне ясный ответ. Если еще у кого-нибудь есть вопросы — давайте! За ответом дело не станет! — Он умолк, чтобы узнать, не хочет ли кто-нибудь ему возразить, потом заговорил вновь: — Наверняка среди вас есть такие. Ну, давайте же! Кто следующий? Если кто-нибудь хочет еще что-то сказать от имени всех остальных, то сейчас для этого самое время!