Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Гонец еще раз поклонился Хидэёси. На этот раз — особенно учтиво и искренне, потому что осознал, как добр и великодушен вражеский полководец.

— Кстати, кажется, у князя Тэрумото есть один монах по имени Экэй. Экэй из Анкокудзи.

— Так точно, мой господин.

— Давненько мы с ним не виделись. Передай самый искренний привет и ему.

Едва гонец Мори удалился, Хидэёси обратился к одному из своих вассалов:

— У тебя ли еще то письмо, которое я передал тебе некоторое время назад?

— Конечно, мой господин. Я храню его с особым тщанием.

— В нем содержатся секретные сведения чрезвычайной важности. Немедленно доставь его князю Нобунаге.

— Будет исполнено, мой господин.

— Так-то оно так, но ведь и этот гонец Мори был преисполнен ничуть не меньшей решимости, чем ты сейчас, однако же его схватили, а письмо, раскрывающее намерения Мунэхару и Киккавы, попало в мои руки. Так что будь предельно осторожен.

Хидэёси беспокоился не напрасно. В письме, которое он сейчас повелел доставить в Адзути, содержался призыв к Нобунаге немедленно выступить на запад во главе большого войска.

Судьба предоставленной самой себе крепости Такамацу была уже предрешена. Крепость была подобна рыбе, угодившей в сеть. Объединенное войско под командованием Мори Тэрумото, Кобаякавы Такакагэ и Киккавы Мотохару прибыло. Час пробил! Покорить весь запад сейчас можно было одним ударом. Хидэёси хотелось продемонстрировать Нобунаге это грандиозное зрелище, и он уповал на то, что личное присутствие и руководство Нобунаги непременно обеспечит молниеносный разгром противника.

Город, выросший вокруг замка Адзути, превратился в цветущий центр новой культуры. Его улицы заполнили оживленные, ярко и празднично разодетые горожане, а над всем городом, расписанная золотом и лазурью, как будто в вечном вешнем цвету, высилась главная сторожевая башня.

Если сравнивать здешнюю жизнь с той, которую вели жители западных провинций, то трудно было обнаружить хотя бы малейшее сходство. В течение всего пятого месяца, пока Хидэёси со своим войском утопал в грязи, готовя решающее наступление на крепость Такамацу, улицы Адзути были красиво изукрашены и во всем городе царило такое веселье, словно здесь одновременно праздновали Новый год и середину лета.

Нобунага ждал прибытия особо важного гостя. «Но кто же это столь важная особа?» — терялись в догадках жители Адзути. И вот на пятнадцатый день пятого месяца важный гость прибыл. Оказалось, что это Токугава Иэясу, князь Микавы.

Всего месяц назад, в ходе своего триумфального возвращения из Каи, Нобунага побывал в Микаве, так что нынешний приезд главы клана Токугава можно было назвать ответным. Но предстоящая встреча была в интересах прежде всего самого Иэясу: наступило время великих перемен, и никто не имел права пренебрегать заботами о завтрашнем дне. Поэтому, хотя Иэясу и не любил наносить торжественные визиты в соседние провинции, на этот раз он счел себя обязанным такой визит предпринять и прибыл в сопровождении пышной и ослепительной свиты.

Гостю были приготовлены лучшие во всем городе дома, за организацию приема лично перед Нобунагой отвечал Акэти Мицухидэ. Кроме того, Нобунага распорядился, чтобы его сын Нобутада, уже готовившийся отбыть в западные провинции, устроил в честь гостя небывалый трехдневный пир.

Многие лица из ближайшего окружения Нобунаги не скрывали удивления по поводу пышного приема Иэясу, который к тому же был на восемь лет моложе него да и княжил в провинции, до сих пор слывшей маленькой и слабой. Другие, однако, не находили в этом ничего странного. Союз между кланами Ода и Токугава существовал уже более двадцати лет, причем без каких бы то ни было распрей, что в эти годы, отмеченные изменами и коварными кознями, выглядело истинным чудом.

Третьи придерживались того мнения, что значение предстоящей встречи выходит далеко за рамки обычного визита вежливости. Они почему-то были уверены, что в ближайшем будущем князь Нобунага намеревается совершить великие дела. Западные провинции всегда считались удобным плацдармом для захвата самого южного острова Японии — Кюсю, а оттуда уже открывался путь в богатые страны на берегах Южных морей. Если Нобунага и впрямь вынашивал столь грандиозные планы, то ему необходимо было оставить наместником всего японского севера человека, на которого он мог бы всецело положиться.

Уже в течение некоторого времени Нобунага замышлял поход на западные провинции с целью установить там собственное правление точь-в-точь так, как он осуществил это в Каи. И сейчас, в пору, когда он деятельно готовился к походу, он вдруг оставил все дела ради торжественной встречи Иэясу.

Самой собой разумеется, что гостю было предоставлено все самое лучшее, что только имелось в Адзути, — лучшие дома, лучшая мебель и утварь, лучшие пища и сакэ. Но главное, чем Нобунага намеревался поразить Иэясу, заключалось в любви к нему простого народа, а также в собственных его сердечности, доверии и личной приязни.

Именно на этом и держался главным образом их многолетний союз. Со своей стороны, Иэясу раз за разом доказывал, что на него всегда можно положиться. Он прекрасно понимал, что его собственные интересы, а также интересы его клана и провинции, были нерасторжимо связаны с планами Нобунаги, и поэтому с готовностью терпел горячность, буйство, а порой даже самодурство союзника. И хотя порой ему случалось испить глоток из чаши унижений, он неизменно поддерживал Нобунагу и поклялся идти вместе с ним до самого конца.

Если бы сторонний наблюдатель задался вопросом: кто выиграл, а кто проиграл в результате двадцатилетнего союза двух князей, он пришел бы к несколько неожиданному выводу: в явном выигрыше оказались они оба. Без поддержки со стороны Иэясу Нобунаге в молодости не удалось бы достигнуть всего того, к чему он стремился, и, в частности, обосноваться здесь, в Адзути. А без поддержки со стороны Нобунаги и его войска маленькая и слабая провинция Микава уже давно была бы смята и поглощена более сильными соседями.

Вдобавок к узам дружбы и соображениям взаимной выгоды характеры обоих князей хорошо дополняли друг друга. Нобунага обладал таким честолюбием и властолюбием в сочетании с необычайной силой воли, какие скромный человек вроде Иэясу просто не мог себе представить. Иэясу же — и Нобунага признал это первым — были присущи достоинства и добродетели, отсутствовавшие у Нобунаги, — терпение, умеренность, бережливость. И казалось, у Иэясу начисто отсутствовали какие бы то ни было честолюбивые планы, что тоже в иных ситуациях можно было считать достоинством. Конечно, он всегда преследовал интересы своего клана, но не давал союзникам повода для беспокойства и всегда принимал участие в совместных акциях против общего противника, надежно подстраховывая тылы Нобунаги.