Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Воины из клана Акэти были в большинстве своем людьми высоконравственными и справедливыми, поэтому им все еще не приходило в голову, что воевать предстоит против Нобунаги. Присущие клану Акэти благородство, упрямство и справедливость были характерны не только для знатных, но и для простых воинов и даже сандалиеносцев.

— Эй, поглядите-ка, светает!

— Скоро совсем рассветет.

Войско находилось между Нёигадакэ и горной грядой, достигавшей восточную часть Киото. Облака в небе уже начали розоветь.

Тщательно присмотревшись, отсюда в полутьме уже можно было различить силуэт столицы. Дальше, в сторону Оиносаки и над обширными лугами Тамбы, небо оставалось черным и на нем сияли бессчетные звезды.

— Мертвец!

— А вот еще один!

— Глядите-ка, и здесь тоже!

Передовые отряды уже вышли на восточную окраину Киото. Отсюда до самой пагоды Восточного храма перед ними простиралась росистая пашня, лишь кое-где виднелись крестьянские хижины или небольшие купы деревьев.

Трупы были видны на обочинах дороги и посреди дороги, они были повсюду, куда ни бросали воины изумленный и испуганный взгляд. Судя по всему, это были трупы здешних крестьян. На участке, засаженном баклажанами, лежала, уткнувшись лицом в землю, совсем юная девушка. Сраженная одним ударом меча, она по-прежнему сжимала в руках корзинку, в которую складывала овощи.

Ее явно убили только что: кровь еще струилась из раны и была свежее утренней росы. Несомненно, это было дело рук воинов Амано Гэнъэмона, высланных вперед. Они обнаружили рано вышедших в поле крестьян и поубивали их. Возможно, им было жаль невинных людей, но приказ есть приказ, и они не имели права подвергать риску успех всего предприятия.

Переводя взгляд с окрашенной кровью земли на заалевшие небеса, Мицухидэ привстал в стременах, поднял руку, сжимавшую кнут, и крикнул:

— Вперед! На храм Хонно! Уничтожить его! Разрушить! Мои враги — в храме Хонно! Вперед! Вперед! Всех, кто отстанет, я зарублю своею рукою!

Настал час битвы, и девять полков под девятью знаменами с изображением голубых колокольчиков перестроились в три колонны по три полка и по три знамени в каждой. Ворвавшись на Седьмую улицу, они сокрушали одни городские ворота за другими, мгновенно заполонив улицы мирно спящей столицы со всех сторон. Войско Акэти прорвалось сквозь ворота на Пятой, Четвертой и Третьей улицах и захватило Киото.

Еще не развеялся густой туман, но над горами уже вовсю полыхал рассвет, и, как обычно, ворота открывали для тех, кто хотел войти или выйти.

Никто не ждал стрелков и копьеносцев, ворвавшихся сюда, тесня и давя друг друга. В возникшей давке воины старались держаться поближе к своему полковому знамени.

— Не толкайтесь! Не кричите! Арьергард пусть пока останется за воротами.

Один из военачальников решил, что терпеть такую сумятицу далее невозможно. Выхватив засов из тяжелой двери, он одним ударом открыл ворота.

— Вперед! Вперед! — заорал он, ведя за собой свое воинство.

Согласно приказу войску следовало наступать молча, без боевых кличей, не поднимая над головами знамена и даже по возможности сдерживая ржание лошадей. Но, едва ворвавшись в столицу, войско Акэти пришло в полное неистовство.

— Вперед! На храм Хонно!

Сквозь невероятный шум было слышно, как одна за другой открываются двери домов. Но, выглянув наружу и увидев, что происходит, горожане в испуге запирали двери и прятались в глубине жилищ.

Среди множества отрядов, устремившихся на штурм храма Хонно, первыми оказались полки под предводительством Акэти Мицухару и Сайто Тосимицу.

— В этих узких переулках, да еще в тумане, нетрудно заблудиться. Если будете излишне спешить, то заблудитесь непременно. Медоносное дерево в роще храма Хонно — вот куда нам надо! Вроде бамбука, только гигантское! Его видать и в тумане. Вот оно! Вот оно! Медоносное дерево храма Хонно!

Бешено размахивая руками и отчаянно крича, Тосимицу мчался в бой, который казался ему самым главным сражением за всю его долгую жизнь воина и полководца.

Войско под предводительством Акэти Мицутады тоже рвалось в бой. Оно подобно дыму просочилось по переулкам, ведущим к Третьей улице, и, выйдя к храму Мёкаку возле дворца Нидзё, окружило его. Именно так было и задумано: пока главные силы атаковали храм Хонно с целью уничтожить Нобунагу, Мицутаде надлежало расправиться с его сыном Нобутадой.

Впрочем, отсюда было рукой подать до храма Хонно. В утренних сумерках воины двух корпусов Акэти не видели друг друга, но со стороны храма Хонно уже доносился невероятный шум. Трубили в раковину, били в гонги и барабаны. Не будет сильным преувеличением сказать, что эти звуки сотрясали небо и землю и что нечасто на этом свете можно услышать нечто подобное. В этот час в столице одни сходили с ума от страха, другие утешали сходящих с ума близких.

Истошные крики и вопли ужаса оглашали даже обычно тихие кварталы, в которых жила знать. Эти кварталы вплотную примыкали к императорскому дворцу. Казалось, от грохота небо над Киото ходит ходуном.

Впрочем, волнение и страх, охватившие горожан, быстро прошли. Как только знать и простые люди сообразили, что именно происходит в городе, в домах стало тихо, как будто все там вновь улеглись в постель и заснули мирным сном. Никто не высовывал носа на улицу.

Было все еще так темно, что воины не разбирали, кто перед ними, и по дороге к храму Мёкаку второй корпус столкнулся с собственными соратниками, пошедшими кружным путем, приняв их за врагов. И хотя военачальники строго-настрого запретили стрелять без особого на то приказа, началась беспорядочная стрельба, и, естественно, вслепую.

Запах оружейного пороха взбудоражил их еще сильнее. Даже бывалым воинам, попавшим в нынешнюю переделку, не удалось сохранить всегдашнего самообладания.

— Эй! Слышите раковину! Слышите гонг! Это наши штурмуют храм Хонно.

— Они вступили в сражение!

— Атака началась!

Воины даже не заметили, как ноги сами их понесли. Устремившись вперед, они по-прежнему не понимали, чьи голоса слышат. Пока им никто не оказывал сопротивления. Они взмокли от пота и даже не замечали холодного тумана, от которого покрывались гусиной кожей их лица и руки. Их обуревали сейчас чувства, которые можно было выразить только истошным криком.

И потому они стали скандировать боевые кличи намного раньше, чем увидели крытые черепицей стены храма Мёкаку. Неожиданно они услышали ответные кличи, мощные, частые удары гонга и барабанную дробь.

Мицухидэ возглавлял третий корпус. Определенного командного пункта у них не было: где в данный момент находился Мицухидэ, там и находился командный пункт.

На мгновение он задержался в квартале Хорикава. Его обступили члены клана, ему разложили походный стул, но он не присел даже на минуту. Все его существо было устремлено сейчас туда, откуда доносились голоса и боевые кличи, туда, где поднимался пороховой дым и клочьями клубился туман. Он смотрел в небеса — в ту сторону, где высился дворец Нидзё. Время от времени он жмурился — его слепили рассветные лучи, но пока еще не пожары.