Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

— Акэти… Что ж, это было неизбежно.

Нобунага повернулся и быстро пошел в свои покои. Ранмару последовал было за ним, но, сделав несколько шагов, обернулся и приказал дрожащим от ужаса мальчикам:

— Быстро принимайтесь за дело! Я уже приказал Бомару распорядиться, чтобы заперли все ворота и двери. Перегородите коридоры и не подпускайте врага близко к его светлости!

Но не успел он закончить свою речь, как в кухонное помещение в двери и окна градом посыпались пули и стрелы. Множество стрел вонзилось в дубовую дверь, их сверкающие стальные наконечники наглядно свидетельствовали о том, что снаружи идет битва.

Храм Хонно оказался со всех сторон окружен воинами Акэти. Их боевые кличи доносились с юга от Роккаку, с севера от Нисикикодзи, с запада от Тоина и с востока от Абуракодзи. До храмовых построек врагу было рукой подать, но дорогу преграждал глубокий ров.

Лес копьев, знамен, мушкетов и секир высился у стен храма.

Одни ловко перепрыгивали через ров, другие оказывались по пояс в зловонной воде рва и, облаченные в тяжелые доспехи, неуклюже барахтались там. Даже если им удавалось выбраться и позвать на подмогу, соратникам было сейчас не до них.

Войско Акэти, наступавшее со стороны Нисикикодзи, сокрушило тамошние жилые кварталы. Женщины с младенцами, старики и дети с плачем выбирались из-под развалин, словно раки-отшельники, покидающие сброшенную скорлупу. Разрушив дома, воины использовали двери и доски, чтобы навести переправу через ров.

И вот уже воины Акэти полезли на стены. Стрелки вели оттуда прицельный огонь.

К этому времени в зданиях храма стало поразительно тихо. Все двери главного помещения были заперты, и не было ясно, есть ли там враг или нет. Огонь и дым начали подниматься в небо со стороны Ужасной улицы. Пожар распространялся с удивительной быстротой, пожирая одну лачугу за другой. Жившие здесь бедняки высыпали наружу, начала ужасная паника, многих в толпе затаптывали насмерть. С криками и стенаниями местные жители устремились к пересохшему руслу реки Камо или в центр города. Никто и подумать сейчас не мог о спасении своего жалкого скарба.

С высоты главных ворот на противоположной стороне храма можно было видеть, как воины, ворвавшиеся через задние ворота, поджигают кухонные постройки. Но и тем, кто штурмовал главные ворота, не хотелось пасовать перед соратниками. Рядовые воины в бешенстве кричали на военачальников, в нерешительности остановившихся у перекидного моста.

— Берем его!

— Прорываемся!

— Что нам время тянуть!

Один из военачальников обратился к стоящему за воротами стражу:

— Мы войско Акэти, направляемся в западные провинции. Пришли сюда во всеоружии, чтобы засвидетельствовать свое почтение князю Оде Нобунаге.

Это была смехотворная попытка обмануть защитников храма, и она не привела ни к чему, кроме очередной затяжки. Страж, разумеется, насторожился. Он ни за что не открыл бы ворот, не получив на то разрешение Нобунаги.

Он велел воинам Акэти ждать. Последовавшее за этим молчание означало, что срочное донесение оправлено в главное здание и что оттуда вскоре пришлют дополнительные силы для защиты ворот.

Воинам меж тем надоело томиться перед такой бесхитростной преградой, как крепостной ров, и они начали подступать к нему все ближе и ближе.

— Атакуем! Атакуем! Чего мы ждем?

— Идем на приступ!

В стремлении первыми вскарабкаться на стену самураи оттолкнули колеблющихся, а кое-кого и сбили с ног.

Часть воинов, конечно, попадала в ров, но победные кличи издавали сейчас и те, кто штурмовал стены, и те, кто барахтался в грязи. А тут задние ряды нажали на передние еще сильнее. Еще больше воинов оказалось во рву. Сейчас ров в непосредственной близости к воротам кишмя кишел облепленными грязью воинами.

Молодой самурай, шагая по плечам товарищей, форсировал ров и оказался на крепостной стене. Другие поспешили воспользоваться его примером.

— На приступ!

Оглушительно крича и отчаянно орудуя древками копий, воины переправились через ров и начали один за другим карабкаться на стену. А жалкое месиво воинов, очутившихся во рву, казалось скоплением головастиков, пытающихся выбраться из пруда на берег. Воины, штурмовавшие храм, безжалостно попирали спины, плечи и головы своих оказавшихся во рву соратников. Один за другим те, захлебнувшись, тонули в грязи, принося новые жертвы на алтарь общей победы. Но благодаря их бесславной гибели гордые голоса вскоре донеслись со стен храма Хонно.

— Я первый!

Но штурм развивался так стремительно, что определить, кто первым оказался на стене, а кто вторым, было на самом деле невозможно.

Самураи Оды тем временем похватали попавшееся под руку оружие и делали все возможное, чтобы остановить этот сокрушительный поток. Но их усилия напоминали попытку удержать руками прорванную плотину. Сметая на своем пути жалкие преграды в виде мечей и копий, воины передовых отрядов Акэти быстро продвигались к намеченной цели. Они шагали прямо по залитым кровью телам и врагов и соратников.

Как бы в подтверждение своих слов о желании засвидетельствовать почтение Нобунаге, они неудержимо рвались к главному зданию храма и к гостевым покоям. С широкой веранды главного здания и с балюстрады гостевых покоев на них обрушился шквал тысяч стрел. Расстояние было самым удобным для стрельбы из лука, и все же многие стрелы миновали атакующих, бессильно зарываясь остриями в землю, другие отскакивали от стен или улетали за пределы храма.

Кое-кто из самураев Оды, не успев облачиться в дневные одежды, полуобнаженными и даже безоружными вступали в отчаянную схватку с вооруженным до зубов врагом. Воины, несшие ночную охрану, а затем, с рассветом, легшие спать, сейчас выскочили из караульных помещений, стыдясь своего опоздания и пытаясь хоть ненадолго сдержать натиск Акэти, но вооружены они были только яростью и отвагой отчаяния.

Атакующие войска Акэти остановить было невозможно, они проникли уже внутрь помещений. Нобунага у себя в покоях, скрежеща зубами, надел панцирь поверх белого шелкового кимоно и завязал тесемки.

— Лук! Подайте мне лук! — закричал он.

Дважды или трижды пришлось ему повторять свое приказание, прежде чем кто-то из самураев не выполнил приказ. Выхватив лук у коленопреклоненного воина, Нобунага рванулся к дверям, крича на ходу:

— Спасайте женщин! Пусть уходят! Главное — спасти их от бесчестья!

Отовсюду слышался стук распахиваемых дверей, треск раздираемых в клочья ширм. От истошных воплей женщин содрогалась крыша. В поисках спасения они метались из комнаты в комнату, бежали по коридорам, прыгали через перила. Их яркие одежды — розовые, голубые, белые, пурпурные — были подобны ярким вспышкам света на фоне серого неба. Пули и стрелы впивались в оконные ставни, в колонны, в перила. Нобунага уже вышел на веранду и, примостившись в углу, пускал в неприятеля стрелу за стрелой. Стены вокруг него были утыканы стрелами, и предназначались они именно ему.