Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Трое заговорщиков рухнули наземь, и люди Хатидзуки обратились в бегство.

«Ага, удирают!» — подумал Хиёси. На всякий случай он не слезал с дерева. Это был, верно, каштан, потому что руки и шея у Хиёси оказались исколотыми. Орехи и ветви с треском падали на землю от бури. Хиёси презирал разбойников, хвастунов и трусов, банду которых с легкостью рассеяли двое смельчаков. В воздухе потянуло гарью. Хиёси раздвинул ветви. Люди Хатидзуки, убегая, поджигали все вокруг. Роща кое-где пылала, огнем было охвачено несколько домов за храмом Дзёдзайдзи.

Хиёси, спрыгнув с дерева, помчался прочь, боясь, что заживо сгорит в роще. Из горящего леса он попал в горящий город. Языки пламени взмывали высоко в небо. Сейчас в багровых отсветах белые стены крепости Инабаяма казались ближе, чем днем. Красные тучи войны клубились над ними.

— Война! — кричал Хиёси, мчась по улицам. — Война! Конец всему! Погибнут и Сагияма, и Инабаяма! На пепелище вырастет свежая трава. Никто не посмеет спалить молодую поросль!

Он с разбегу врезался в толпы людей, высыпавших на улицу. Мимо промчалась лошадь без седока.

На перекрестках толпились горожане, охваченные ужасом. В небывалом волнении Хиёси несся вперед, выкрикивая мрачные пророчества. Куда ему бежать? В Хатидзуку возвращаться нельзя. Он без сожаления прощался с тем, что казалось ему самым ненавистным, — со злыми людьми, с коварным князем, со смутой, со всем злом, которое обрушилось на провинцию Мино.

Зиму он продрожал в тонком хлопковом кимоно, продавая иголки под холодным небом и бредя туда, куда несли ноги. На следующий, двадцать второй год правления Тэммон, когда повсюду зацвели персики, он все еще странствовал, крича: «Иголки! Иголки из столицы! Швейные иголки из столицы!»

На окраине города Хамамацу он оказался в обычном для себя беззаботном настроении.

Мацусита Кахэй был сыном сельского самурая из провинции Энсю. Став сторонником клана Имагава в Суруге, он получал ежегодное жалованье в три тысячи канов. Он являлся комендантом крепости Дзудаяма и распорядителем станции у моста Магомэ. В те времена река Тэнрю распадалась на два рукава — Большую и Малую Тэнрю. Дом Мацуситы находился на берегу Большой Тэнрю, в нескольких сотнях дзё к востоку от Дзудаямы.

Кахэй возвращался из соседнего замка Хикума, в котором встречались приверженцы Имагавы. Влиятельные люди провинции постоянно проводили такие встречи, чтобы укрепить власть и предотвратить вторжение соседних кланов Токугава, Ода и Такэда.

Кахэй на скаку обернулся.

— Нохатиро! — окликнул он одного из своих спутников.

Тага Нохатиро, бородатый воин с длинным копьем, поспешил к господину. Они проезжали по дороге между Хикуманаватой и переправой Магомэ. Вдоль дороги тянулась аллея деревьев, а за ними простирались рисовые поля.

— Не крестьянин, и на паломника не похож, — пробормотал Кахэй.

Нохатиро, посмотрев в ту же сторону, что и его хозяин, увидел ярко-желтые цветы горчицы, зеленые всходы ячменя, затопленные водой рисовые поля. Но человека не заметил.

— Что-нибудь подозрительное?

— На тропе, возле рисового поля, какой-то человек идет, шагает, как цапля. Интересно, куда он направляется?

Нохатиро разглядел путника, бредущего вдоль рисового поля.

— Выясни, кто такой.

Нохатиро поскакал по узкой тропе. В провинции существовал неписаный закон: не оставлять без внимания ничего, что казалось подозрительным. Живя в постоянном страхе за безопасность своих границ, местные правители особенно остерегались людей со стороны.

— Утверждает, что он продавец иголок из Овари. Одет в белое хлопковое тряпье, порядочно перепачканное. Вот почему вам показалось, будто он похож на цаплю. Роста маленького, а лицом — вылитая обезьяна! — доложил Нохатиро.

— Ха-ха-ха! Значит, не цапля и не ворона, а обезьяна!

— И говорящая к тому же! Кого угодно заболтает. Я его допрашивал, а он все пытался вывернуть разговор наизнанку. Выспрашивал меня, кому я служу, а когда я назвал ваше имя, так он нагло поглядел в вашу сторону. Говорит, что остановился на постоялом дворе в Магомэ, а сейчас идет к пруду, собирать ракушек на ужин.

Кахэй заметил, что Хиёси не пошел к пруду, а направился по дороге, обогнув остановившихся всадников.

— Не показался он тебе подозрительным?

— Вроде бы нет.

Кахэй тронул поводья.

— Не следует винить бедняков за дурные манеры. Поехали! — кивнул он своим спутникам.

Они быстро нагнали Хиёси. Поравнявшись с ним, Кахэй испытующе посмотрел на юношу. Хиёси, уступив им дорогу, вежливо опустился на колени в тени деревьев. Их взгляды встретились.

— Стойте! — Кахэй сдержал коня и, обернувшись к спутникам, приказал: — Приведите его сюда! — и вполголоса, обращаясь к самому себе, добавил: — Какой-то он чудной… ничего подобного прежде не видел.

Нохатиро, расценив приказ как очередную причуду господина, подъехал к юноше:

— Эй! Продавец иголок! Мой господин хочет поговорить с тобой. Следуй за мной!

Кахэй сверху вниз посмотрел на Хиёси. Он не мог понять, что привлекает его в низкорослом неопрятном парне в грязных лохмотьях. Не сходство же с обезьяной. Он долго вглядывался в лицо Хиёси, но так и не сумел определить свои ощущения. Нечто расплывчатое, завораживающее взгляд. Ну конечно, глаза! Недаром их называют зеркалом души. В этом невзрачном человечке не было ничего примечательного, но взгляд его искрился смехом, непосредственностью и таил в себе… Что? Несокрушимую волю или знание чего-то неведомого?

«Он по-своему обаятелен», — подумал Кахэй, чувствуя, что чудаковатый на вид юноша ему нравится. Кахэй не заметил под дорожной грязью красные, как петушиный гребень, уши Хиёси. Не сумел он проникнуть и в то, что в морщинах на лбу юноши, придававших ему старческий облик, залегли знаки великих свершений, которые предстояло Хиёси осуществить в грядущем. Кахэй не был столь проницательным, он просто ощутил симпатию к Хиёси и неясное предчувствие незаурядности юноши.

Не сказав ни слова Хиёси, Кахэй повернулся к Нохатиро.

— Приведи его к нам! — распорядился он и, тронув поводья, помчался вперед.

Главные ворота, обращенные к реке, были открыты, и несколько соратников дожидались Кахэя. Неподалеку от ворот паслась стреноженная лошадь, видимо, прибыл какой-то важный гость.

— Кто приехал? — спросил Кахэй, спешившись.

— Посол из Сумпу.

Кахэй прошел в сад. Сумпу был столицей владений клана Имагава, поэтому гонцы часто наведывались к Кахэю. Погруженный в размышления о встрече в крепости, Кахэй забыл о Хиёси.

— Куда это ты собрался? — окликнул Хиёси привратник, когда тот хотел войти вслед за спутниками Кахэя.

Хиёси с головы до пят был покрыт грязью. Грязь покрывала и его лицо, раздражая кожу. В ответ на грозный окрик Хиёси поскреб щеки, и привратник воспринял его жест как намеренную издевку. Он рванулся вперед, чтобы схватить нахала за шиворот.