Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Стиль полководческого искусства, некогда присущий Нобунаге, отличался неукротимым напором. Люди говорили, что там, где наступает Нобунага, деревья высыхают, а трава вянет. Хидэёси был склонен к иному. Там, где он наступал, где разбивал лагерь, он первым делом стремился привлечь на свою сторону местных жителей. Любовь к нему коренного населения покоряемой провинции представлялась Хидэёси необходимым условием не для завершения войны, а для начала ее.

Поддержание строжайшей военной дисциплины жизненно важно для любого войска, но даже в дни кровопролитных сражений там, где князь ставил свой походный стул, все начинало меняться в лучшую сторону. Кто-то даже сочинил стихи: «Где пребывает Хидэёси, там веет вешний ветер».

Цепь укреплений охватывала два важных направления. Первая линия шла из Китаямы в Наканого вдоль дороги, ведущей в северные провинции, мимо гор Хигасино, Данги и Синмэй, вторая — вдоль гор Ивасаки и Оками, по Сидзугатакэ, вдоль горы Тагами, и кончалась у Киномото. Такие огромные работы требовали участия десятков тысяч местных жителей.

Хидэёси нанял рабочих в провинции Нагахама. Он всегда стремился нанимать людей для работ в местностях, особенно пострадавших от войны. Здешние горы были полны беженцев. Глины было сколько угодно, дороги находились под надзором его войска, укрепления возводились здесь и там, и легко можно было представить себе, что две цепи укреплений удастся воздвигнуть за сутки. Однако на деле все оказалось не так просто. Каждый из воздвигаемых опорных пунктов необходимо было снабдить сторожевой башней, жилыми бараками, рвом и хоть каким-то подобием крепостных стен. Их обносили деревянными изгородями, а ближайшие подступы, по которым и пойдет в атаку враг, заваливали камнями и валунами.

Единые изгородь и ров соединяли гору Хигасино и гору Данги — именно здесь предстояло разгореться главному сражению. Длинный и глубокий ров, потребовавший невероятных усилий, был, однако, вырыт всего за двадцать дней. Землю копали и носили не только местные жители, но даже их жены и дети.

Воины клана Сибата устраивали ночные вылазки, засады, делали все, что могли, лишь бы замедлить строительные работы, но, осознав, что застигнуть противника врасплох не удастся, они поубавили свое рвение и затихли.

Это настораживало. Почему враг ничего не пытается сделать? Хидэёси прекрасно понимал, в чем дело. Он ни на миг не забывал, что ему противостоит многоопытный воин, а не какой-нибудь новичок. Точно то же должен был чувствовать и Кацуиэ. Но бездействие его проистекало и из других причин.

Кацуиэ закончил укреплять свой лагерь. Однако он чувствовал, что еще не пробил час призывать на помощь союзников, и оставлял такую возможность про запас.

Союзниками были самураи Нобутаки, сосредоточенные в Гифу. Как только у Нобутаки появится возможность пойти в наступление, вслед за ним из крепости Кувана ударит Такигава Кадзумасу. И только тогда сам Кацуиэ сможет перейти от выжидания к наступлению.

Кацуиэ знал, что лишь такое развитие событий способно обеспечить ему сравнительно легкую победу. На это он рассчитывал с самого начала, и расчет был основан на сопоставлении возможностей провинций, находящихся под властью Хидэёси и под его властью.

К этому времени — с оглядкой на внезапную мощь и славу Хидэёси, достигнутые им в победоносном сражении под Ямадзаки, — Хидэёси мог рассчитывать на провинции Харима, Тадзима, Сэтцу, Тангэ, Ямато и некоторые другие, что в общей сложности сулило ему, к началу решающего сражения, шестьдесят семь тысяч боеспособных воинов. Если же ему удалось бы добавить к ним силы провинций Овари, Исэ, Ига и Бидзэн, то под началом у него оказалось бы примерно стотысячное войско.

Кацуиэ мог собрать силы провинций Этидзэн, Ното, Ояма, Оно, Мацуто и Тояма. Это означало самое большее сорокапятитысячную армию. И все же, если бы ему удалось заручиться помощью подвластного Нобутаке Мино, а также Исэ, и призвать под свои знамена провинциальных самураев Кадзумасу, сводное войско Кацуиэ стало бы насчитывать шестьдесят две тысячи человек. С такими силами можно было потягаться с врагом.

Человек был одет странствующим монахом, но его выдавала походка воина. Он шел вверх по горной дороге Сюфукудзи.

— Куда идешь? — окликнул его часовой из отряда Сибаты.

— К своим, — ответил монах, раскрыв лицо.

Стражники дали знать о его прибытии тем, кто находился в глубине лагеря. У ворот появилось еще несколько воинов. Монах, обратившись к возглавлявшему их командиру, сказал несколько слов. После короткого замешательства он почел за честь лично подвести человеку, одетому в монашеское платье, коня и передать поводья.

На горе Юкиити был расположен лагерь Сакумы Гэмбы и его младшего брата Ясумасы. В монашеском платье прибыл Мидзуно Синроку, вассал Ясумасы. Он выполнил тайное поручение и теперь, прибыв в ставку, опустился на колени перед своим господином.

— Как все прошло? Какие новости — хорошие или дурные? — в нетерпении спросил Ясумаса.

— Все в порядке, — отозвался Синроку.

— Где тебе удалось увидеться с ним? Все прошло гладко?

— Враг выставил повсюду сильные дозоры, но мне удалось повидаться с князем Сёгэном.

— Каковы его намерения?

— Он изложил их в послании к вам.

Синроку снял плетеную шляпу и дернул завязку. Привязанное внутри письмо упало ему на колени. Синроку разгладил смявшуюся бумагу и вручил своему господину.

Некоторое время Ясумаса молча изучал написанное.

— Да, это почерк Сёгэна. Но письмо направлено не мне, а моему брату. Идем со мной. Необходимо повидаться с братом и известить обо всем ставку на горе Накао.

Князь и его вассал прошли через укрепления и начали подниматься на гору Юкиити. По мере того как они приближались к вершине, людей становилось все больше, лошадей — тоже, а укрепления шли все более тесными и переплетенными рядами. Наконец перед ними показалась ставка, напоминающая настоящую крепость. По вершине холма было разбито великое множество шатров.

— Передайте брату, что я пришел, — бросил Ясумаса стражникам.

К нему подбежал один из приверженцев Гэмбы:

— К сожалению, мой господин, князя Гэмбы сейчас нет.

— Он отправился на гору Накао?

— Нет. Он там.

Посмотрев в указанном направлении, Ясумаса увидел брата. Гэмба в окружении нескольких самураев и юных оруженосцев сидел на траве за шатром. Трудно было понять, чем он занят.

Лишь подойдя ближе, Ясумаса увидел, что Гэмба велел одному из оруженосцев держать зеркало, другому — таз с водой, и брился под открытым небом, словно ничто в мире его не беспокоило.

Стоял двенадцатый день четвертого месяца.