Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Настало лето, и в крепостных городах на равнине воцарилась жара. Но в горах еще стояла весна в самом цвету.

Ясумаса подошел к брату и опустился на колени.

— Ну что, братец?

Гэмба искоса посмотрел на него, тут же вновь уставился в зеркало и принялся скоблить подбородок до полной гладкости. Лишь отложив бритву в сторону и смыв с лица остатки щетины, он соизволил уделить внимание дожидающемуся брату.

— В чем дело, Ясумаса?

— Не велишь ли ты своим спутникам отойти в сторонку?

— Может, нам лучше вернуться в шатер?

— Нет. Здесь самое подходящее место для тайной беседы.

— Ты находишь? Что ж, ладно.

Обернувшись к самураям и оруженосцам, Гэмба приказал им отойти.

Прихватив с собой зеркало и таз, люди отошли. Вслед за ними удалились и самураи. Два брата Сакума остались наедине на вершине горы. Присутствовал и третий собеседник — Мидзуно Синроку, прибывший с Ясумасой.

Согласно правилам обхождения Синроку находился на расстоянии от братьев и лежал, простершись ниц.

Гэмба заметил его присутствие:

— Синроку вернулся?

— Вернулся и доложил, что все прошло отлично. Его усилия даром не пропали.

— Убежден, что это было нелегко. Что ответил Сёгэн?

— Вот письмо от него.

Едва взяв письмо, Гэмба тут же распечатал его. Глаза его блеснули радостью, на губах заиграла улыбка. Какая таинственная удача его так развеселила? Плечи Гэмбы подрагивали от удовольствия.

— Синроку, подойди ближе. Ты слишком далеко.

— Да, мой господин.

— Согласно письму Сёгэна, главные подробности переданы тебе на словах. Перескажи все, что сказал Сёгэн.

— Князь Сёгэн поведал, что у него и у князя Оганэ были разногласия с их господином, князем Кацутоё, еще до того, как тот перешел на сторону противника и сдал Нагахаму. Хидэёси знал об их разногласиях, и поэтому, хотя помянутых князей назначили комендантами крепостей, соответственно на горе Данги и на горе Синмэй, надзор за ними поручили испытанному вассалу Хидэёси, некоему Кимуре Хаято. Сейчас они не в силах сделать хоть что-нибудь.

— Но и Сёгэн и Оганэ собираются ускользнуть из-под надзора и прибыть к нам!

— Они замышляют убить Кимуру Хаято завтра на рассвете, а затем перейти со своими сторонниками на нашу сторону.

— Если этому суждено случиться завтра на рассвете, то и нам нельзя терять времени. Пошлем им подкрепление. Займись этим, — приказал Гэмба Ясумасе.

Затем он вновь приступил с расспросами к Синроку:

— Судя по одним сообщениям, Хидэёси находится у себя в ставке, тогда как согласно другим он пребывает в Нагахаме. Удалось ли тебе выяснить, где он?

Синроку вынужден был сознаться, что ему это неизвестно.

Людям клана Сибата важно было знать, где сейчас Хидэёси — на передовой или в Нагахаме.

Не зная, где Хидэёси, Сибата не могли ни на что решиться. Кацуиэ был не склонен решать исход войны, рискуя всеми силами в одном наступлении. Уже долго он ждал часа, когда к нему сможет присоединиться войско Нобутаки в Гифу. Тогда можно будет начать наступление войском Такигавы Кадзумасу, два войска — из Мино и Исэ — ударят Хидэёси в тыл. Лишь затем двадцатитысячное главное войско под началом самого Кацуиэ ударит Хидэёси в лоб и загонит его в западню около Нагахамы.

Кацуиэ уже получил письмо от Нобутаки со словами одобрения и согласия. Если Хидэёси находится в Нагахаме, то он быстро проведает о задуманном и позаботится не упустить из-под надзора ни Гифу, ни Янагасэ. Если же Хидэёси на передовой, то войску Кацуиэ следует быть в полной боевой готовности, потому что восстание Нобутаки может начаться в любую минуту.

Прежде чем решиться на поступок, клану Сибата требовалось узнать нынешнее местонахождение Хидэёси и соответствующим образом поддержать Нобутаку.

— Значит, ясности по-прежнему нет, — хмуро произнес Гэмба. Вынужденное ожидание, затянувшееся более чем на месяц, явно томило его. — Что ж, по крайней мере, мы переманили на свою сторону Сёгэна, и это прекрасно. Необходимо немедленно сообщить об этом князю Кацуиэ. Завтра будем ждать известий от Сёгэна.

Ясумаса и Синроку ушли первыми. Они отправились в собственный лагерь. Гэмба велел оруженосцу привести любимого коня. В сопровождении десятка всадников он отбыл в ставку на горе Накао.

Только что наведенная дорога между горой Юкиити и ставкой на горе Накао была четыре кэна в ширину и тянулась на два ри по гребню гор. Вдоль дороги зеленели вешние побеги. Гэмба, нахлестывая коня, созерцал их и поневоле впадал в мечтательное настроение.

Ставка на горе Накао была окружена частоколом в несколько рядов. Проезжая через ворота, Гэмба всякий раз называл свое имя и, не удостоив стражников взглядом, мчался дальше.

Когда он направился проехать в ворота главной цитадели, начальник тамошней стражи внезапно и дерзко остановил его:

— Стойте! Куда вы?

Гэмба, придержав коня, уставился на смельчака:

— Это ты, Мэндзю? Я приехал повидаться с дядюшкой. Он у себя или в ставке?

Мэндзю, нахмурившись, сердито сказал Гэмбе:

— Соблаговолите спешиться.

— Что такое?

— Эти ворота расположены поблизости от ставки князя Кацуиэ. Не важно, кто вы такой, не важно, насколько вы спешите, но въезжать сюда верхом строжайше воспрещено.

— Ты, Мэндзю, имеешь наглость говорить мне такое? Мне!

Гэмба был взбешен, однако воинский закон требовал и от него неукоснительного послушания. Он спешился и, бросив грозный взгляд на Мэндзю, прорычал:

— Где мой дядя?

— Он проводит военный совет.

— Кто участвует?

— Военачальники Хайго, Оса, Хара, Асами и князь Кацутоси.

— Раз так, я немедленно присоединюсь к ним.

— Сперва я обязан доложить о вашем прибытии.

— В этом нет нужды!

Гэмба чуть ли не силой прорвался внутрь. Мэндзю с досадой смотрел ему вослед. Вызов, который он только что, рискнув собственным добрым именем, бросил княжескому племяннику и любимцу, был навеян не только требованиями закона. Он давно хотел любым способом дать понять Гэмбе, что его поведение недопустимо.

Заносчивость Гэмбы объяснялась просто — привязанностью, которую испытывал к нему Кацуиэ. Когда Мэндзю наблюдал, какую слепую доверчивость питает господин Китаносё к собственному племяннику, как он ему все прощает, то волей-неволей начинал беспокоиться о будущем. По меньшей мере нельзя было позволять Гэмбе именовать князя и главнокомандующего дядюшкой.

Гэмбе было безразлично, что думает о нем Мэндзю. Он прошел прямо в ставку и, не удостоив никого из собравшихся взглядом и приветствием, шепнул дяде на ухо:

— Когда закончишь, я хотел бы кое-что обсудить с глазу на глаз.

Кацуиэ скомкал и наскоро завершил совет. Когда военачальники один за другим ушли, он откинулся на походном стуле и доверительно переговорил с племянником. Разговор начался с того, что Гэмба, посмеиваясь, вручил Кацуиэ письмо Сёгэна, словно заранее знал, что доставит господину Китаносё огромное удовольствие.