Святослав Рыбас - Зеркало для героя

Он подошел к Васе и лысоватому мужчине Алексею, пожал им руки.

Синегубов и Пивень теперь стояли рядом и настороженно смотрели на него, ожидая, видно, что наступает расплата.

Федор вытащил из-под матраса обрезок водопроводной трубы.

В комнату постучали. Дверь открылась, и вошли Ивановский с главным инженером Тюкиным, двухметровым блондином в форменном кителе.

- Это зачем? - спросил Тюкин, кивая на трубу. - Опять сцепились?

- То наше дело, - буркнул Федор. - А терпеть этих бандюг надоело!

- Как же, вас обидишь, - насмешливо произнес Тюкин. - А кто мне грозил шею свернуть, когда я уплатил строго по расценкам? - И, обращаясь к Ивановскому, он возмущенно добавил: - Двенадцать тысяч заломили за восстановление площадки на шестнадцатом штреке! В четыре раза больше положенного!

- Обещал - плати! - заявил Алексей и протянул к нему свои уродливые руки. - Я вот этими мозолями зарабатываю дом построить. Пашу как негра! Ты обещал - плати рабочему!

- Не надо! - сказал Тюкин. - Рваческие настроения я преследовал и буду преследовать. Вот настоящие рабочие, - он махнул на Синегубова и Пивня. - Советую не поднимать хвост. При немцах работали? Вот и помалкивайте.

- А ты не понимаешь, почему работали? - зло спросил Алексей. - С голоду подыхали! А эти власовцами обзывают. Щенки.

- Но-но! - оборвал Тюкин.

- Да они первые на новенького накинулись, - пожаловался Федор. - Для них все - враги.

- Мы его не за того приняли, - решил оправдаться Синегубов. - Видим - барин, простынки чистые...

- И по зубам, да? - спросил Устинов.

- Миша, ты их не понял, они хорошие ребята, - сказал Ивановский. - Пошли пройдемся.

- Почему он разговаривал с ними как с людьми? - непримиримо вымолвил Пивень. - Кто он такой? Мы его не знаем.

- Узнаешь, не горячись, - успокоил его Ивановский. - Мы с Михаилом Кирилловичем несколько лет вместе выполняли спецзадание. Я тебе говорил, - пояснил он Тюкину. - Этот человек видит любого насквозь. Такая у него профессия.

- Понимаю, понимаю, - с уважением кивнул главный инженер. И, вспомнив фильм "Подвиг разведчика", подумал, о чем можно спросить Устинова без риска выглядеть наивным.

Все с удивлением смотрели на новичка.

- Скажите, что мы вас защищали! - попросил Алексей.

- Ты защищал? - презрительно ответил Пивень. - За свою шкурку дрожал!

- Я ж не знал, кто вы такой, - продолжал оправдываться Синегубов.

- У нас тоже профессия особенная, - сказал Тюкин. - Вон какой народ, сами видите. А другого не будет...

- Будет другой, - ответил Устинов. - И вы тоже будете другой.

- Это все философия. А нам нужны боевые люди. Прошу это усвоить.

- Спасибо, усвоим. - Устинов пощупал рассеченную губу. - Рассуждать тут не приходится.

- Правильно, Миша, о чем рассуждать, - поддержал его Ивановский. - Не забывай, какое сейчас время. Всем трудно.

- Вот именно, - подхватил Тюкин. - Всем тяжело. А вот эти ребята, на которых ты обиделся, отработают, если надо, и две смены, копейки лишней не попросят... Да, у них еще не все получается. Я вынужден некоторым новичкам платить больше. Но опыт - дело наживное. Научатся. Я на их стороне.

- Пивень, расскажи, как от смерти спасся, - предложил Ивановский, показывая Устинову выражением глаз и движением бровей, что после этого ничего больше не понадобится объяснять.

- Что рассказывать! - отмахнулся парень.

- Расскажи! - настаивал и Тюкин, не считаясь с тем, что Пивень морщится и отворачивается.

- Миша умеет улаживать конфликты, - сказал Ивановский, привлекая к себе внимание. - Хлебом не корми, дай что-нибудь уладить. Прямо-таки хобби.

- Что такое хобби? - не понял Тюкин.

- Мания, - нашелся Ивановский. - Мания улаживать конфликты.

- Могу рассказать, как мы с дядей Алексеем попали под бомбежку, - с вызовом предложил Федор. - Всех наших поубивало, а мы остались.

- Замолчи! - велел Алексей. - Бери пример с Пивня: хвалиться горем нечего.

- Ну в другой раз расскажешь, - кивнул Тюкин Пивню. - Будем считать, знакомство состоялось, конфликт улажен. Ты идешь с нами? - обратился он к Устинову.

- Нет, спасибо, - ответил тот.

Прошло два дня, Устинов начал работу под землей и страшно уставал. От многочасового сидения на коленях в низкой щели, именуемой лавой, из которой добывали уголь, даже не сидения, а ерзанья, ходьбы на коленях, лежания на боку, ибо только так можно было грузить лопатой на конвейер и при этом не биться головой в кровлю, - от такой работы ломило кости. Шахтеры дали ему самодельные наколенники из кусков автопокрышек, но помогло мало.

Он с завистью наблюдал за работой этих полуголых, потных, с чумазыми лицами людей, глотающих пыль, которая склеивает легкие, и понимал, что они не думают о тяготах.

На самом деле навалоотбойщик, давший ему запасные наколенники, думал о саднящем левом локте, ушибленном о стойку, и ворчал про себя: "Вот дурак! Отдал такие хорошие наколенники. Где я возьму новые, когда подопрет нужда?"

Машинист врубовой машины, бывший моряк-подводник, приехавший в Донбасс по оргнабору, следил за движением машины и вспоминал черную воду северных фиордов. В реве двигателя ему послышалась мелодия песни, три-четыре ноты. "На рейде морском легла тишина, и землю укутал туман..." Вслед за песней, где были слова о платке голубом, махнувшем уходящему кораблю, он еще вспомнил, что медсестра вышла замуж за другого, а он женился на грушовской девушке и стал на мертвый якорь.

Когда в лаве появилась девушка-газомерщица, укутанная под каской голубым платком, машинист шутя обнял ее и прижал к себе, сделав вид, что принял ее за приятеля. Она оттолкнула его.

- Ой, Роза, обознался! - засмеялся он. - Богатой будешь.

- Это ты, Люткин? - пренебрежительно спросила она. - Я тебе когда-нибудь лампой в лоб засвечу.

- Какая недотрога! - Он снова потянулся к ней.

Девушка размахнулась бензиновой лампой и стукнула его по каске.

Старый навалоотбойщик закричал:

- Взорвешь, окаянная!

Роза, будто и не слыша, прикрутила огонек до размера горошины и стала водить лампой от почвы до кровли. Вверху огонек заметно вырастал, появлялся голубой ореол. Значит, в лаве был метан.

- Опасно? - спросил Устинов, смущаясь.

- Ничего с вами не сделается, - ответила девушка.

Возле лавы, на пункте погрузки в штреке, слесарь монтировал новый светильник в алюминиевом корпусе с длинной лампой-трубкой. Он был молод, недавно стал отцом, и ему хотелось что-нибудь придумать, чтобы преодолеть ощущение тяжести, которая появлялась, когда он шел домой; ему было стыдно, но он чувствовал, что он самый последний примак.

Устинов намахался лопатой до изнеможения и услышал, как кто-то толкнул его. Старый навалоотбойщик, блестя всем черным лицом, показал жестом, что можно отдохнуть.

Подаренные наколенники почему-то привязали навалоотбойщика к новичку. Устинов привалился спиной к забою, вытянул ноги. Работающий чуть повыше шахтер покосился на него, но старый навалоотбойщик махнул ему рукой, что, мол, не отвлекайся.