Томас Фланаган - Год французов

— Там, внизу, — Эмбер, — он указал на подножие холма, — ему удалось захватить холм, и мы не успели зайти с тыла и ударить. Сейчас он стянул силы на восточный склон, чтобы дать отпор нашей кавалерии.

Снова ударили пушки, на этот раз вразнобой.

— Этот залп — последний, иначе мы и Крофорду голову снесем.

— Так это драгуны Крофорда? — спросил я.

— Или Крофорда, или лорда Родена. Издали разве различишь!

Вот вперед к холму двинулась и пехота, солдаты почти бежали, вытянувшись в цепь под прямым углом к деревне.

— А где же повстанцы? Где?

— Кто знает, наверное, с Эмбером. Может, за холмом, обороняют дорогу к деревне. Там, по-моему, генерал Лейк. Он вроде в ту сторону поскакал.

— Мятежники на склоне холма, — поправил, не отрывая от глаз подзорной трубы, майор. — Лейк, похоже, вообразил, что он снова в Уэксфорде, у Горького холма.

— Неужто он и с этим холмом столько же провозится? — воскликнул мой новый знакомец, и майор рассмеялся.

— Сейчас у него уверенности прибавилось, — заметил он, — ведь после Уэксфорда он выиграл «Каслбарские скачки».

— А вот лорд Корнуоллис, очевидно, в нем своей уверенности не терял, — заговорил я, — у меня от него донесение.

Майор повернулся ко мне:

— А кто вы такой, черт побери?

— Я адъютант лорда Корнуоллиса, — проговорил я, преисполнившись гордости, — у меня от него приказ генералу Лейку вступить в бой с противником.

— Да что вы говорите? Лейк ждет не дождется его приказа. Сегодня Каслбар не повторится. Корнуоллис поражений не терпит. За холмами присланная им из Каррика конница, она удерживает дорогу на Гранард.

— Мне, вероятно, следует ехать в деревню, — решил я вслух.

— Непременно, молодой человек. Да и, судя по всему, опасность вам не грозит. Битва-то пройдет меж холмом и болотом.

— Как называется деревня? — спросил я.

Он прищурился, словно припоминая.

— А черт ее знает. Никто и понятия не имеет. Ирландцы-то знают. Здесь есть полк из Лонгфорда, — и он указал подзорной трубой.

На земле Британской империи идет битва, а мы даже не знаем, как земля эта называется. Баллинамак. Много лет спустя, в Индии, я спросил офицера-ирландца, что это слово означает. Его покоробило: как смел я допустить, что он знаком с этим языком.

— Одно поражение он все-таки потерпел, — сказал я.

— Кто?

— Лорд Корнуоллис. При Йорктауне. И в результате мы лишились американских колоний. Он сам рассказывал мне об этом. Когда он послал Вашингтону свою шпагу в знак капитуляции, он велел музыкантам играть «Мир перевернулся вверх дном».

— Ну, это совсем другое дело, — бросил майор и вновь стал наблюдать за битвой.

Поразительно, до чего похоже было поле брани на гравюры — планы сражений, мне они доселе казались неправдоподобно аккуратными и парадными; безупречными прямыми и дугами обозначены позиции пехоты и конницы, треугольниками — позиции артиллерии. Первая волна нашей кавалерии и пехоты еще не докатилась до холма, а из деревни уже шла вторая, нацеленная на правый фланг, чтобы там поддержать нашу пехоту. На левом же фланге действовали драгуны Крофорда: им, если поверить расчетам лейтенанта, предстояло ударить по мятежникам, удерживавшим дорогу. Все пути для отступления Эмберу были отрезаны, ему оставалось либо лезть на вершину холма, либо искать спасения в топком болоте. Передо мной словно развернули карту, на которой на тускло-буром рельефе ясно вырисовывались направления и очертания атаки. Вновь поднялось во мне волнение, испытанное утром. Вряд ли кому доводилось первый свой бой встретить в более благоприятных условиях, и со сладкой и тревожной истомой в душе я распрощался с новыми приятелями и с Клуном и поскакал к деревне Баллинамак.

Я скажу немного о том злосчастном получасовом сражении при Баллинамаке. Говорят, что Эмбер со своими офицерами подробно рассказал о нем в Дублине, где плен их обернулся милым развлечением, а рассказ их был, без сомнения, записан для грядущих поколений. Даже пожелай я описать эту катастрофу, не смог бы, так как все произошло очень быстро, а воспоминания мои отрывочны и бессвязны. Диву даюсь, откуда у военных историков такая ясность и четкость, у меня же — впечатление кровавой бойни, люди, словно дикие звери, терзают ДРУГ друга. Волосы дыбом, когда слышишь, как они кричат, когда видишь, как стынут их обезображенные тела.

Англичане догнали нас на полпути от Клуна до Баллинамака. Наш строй сломался, и мы обратились в беспорядочное бегство. В Баллинамаке мы были вынуждены остановиться и принять бой, так как Эмбер посчитал, что мы можем занять выгодную позицию у холма. Лишь генеральская гордость диктует им заповеди военного ремесла, как-то: преимущество холмистой местности и т. п. Всех французов и примерно треть ирландцев (и меня в том числе) он сосредоточил на пологом склоне холма, а остальных ирландцев под командой Тилинга поставил защищать дорогу, ведущую от холма к деревне. Внешне он держался решительно, резко отдавал приказы, кому что делать, где и какие позиции занимать, но, как мне показалось, им владела ярость и отчаяние. У нас оставалось лишь два легких полевых орудия, их он разместил у дороги и приставил к ним пушкарей, которых звали Мейджи и Кейси. Не исключена, по-моему, возможность, что он предоставил ирландцам встретить первый удар англичан, наступавших со стороны деревни. Ярился же он не на врагов-англичан, а на соратников-ирландцев. Даже к Тилингу обращался грубо и презрительно.

Однако первый удар нанесли нам драгуны Крофорда: они появились не от деревни, а сбоку, с фланга, вверх по склону неслись они, со страшными криками широко растянувшись цепью, со свистом рассекая саблями воздух. Эмбер едва успел перестроить наши боевые порядки. Мак-Доннелу и его людям, вооруженным лишь пиками, удалось отогнать кавалеристов. Я видел, как шляпа Мак-Доннела, по-театральному украшенная перьями, мелькала в гуще английских драгун. И все же отвага его не будила во мне гордости. Мною владел лишь страх — тоненький живой нерв в онемевшем, бесчувственном мозгу. К тому времени мы уже понесли потери. «Понесли потери» — какая обкатанная, ничего не выражающая фраза. За ней не видно развороченных шрапнелью грудных клеток и животов, кровавого месива из ребер и кишок. Рядом со мной упал на траву, схватившись за живот, солдат, и меж растопыренными пальцами я увидел скользкие от крови кишки.

Эмбер приказал мне отослать крестьян из Баллины на помощь Мак-Доннелу: тот со своими людьми едва сдерживал натиск. Трава уже стала скользкой от крови, в спешке мы наступали на своих же раненых, а они цеплялись нам за ноги. Мак-Доннел обернулся, посмотрел на меня — глаза выпучились, взгляд остановился, губы дрожали. Раньше, глядя, как отважно он защищался, я думал, что в нем говорит охотницкая удаль, что таким вот бесшабашным и большим ребенком он и останется до конца, однако сейчас я увидел, что его обуял страх.