Милош Кратохвил - Магистр Ян

На Гуса подействовали не столько слова старца, сколько его голос. Этот голос напомнил ему чем-то острую боль в боку. Гус плохо понимал старика, говорившего что-то повелительным голосом. О смысле его слов магистр догадывался по тому, как шевелились тонкие губы. Губы старика то сближались, то расходились, как лезвия двух ножей, над губами висел узкий орлиный нос, а от его верхней части бежали в обе стороны седые пучки бровей, образуя углы, как у филина. Под ними прятались блеклые ледяные глаза.

Этот человек с тощим лицом казался магистру хищником, готовым растерзать свою жертву. Его глаза стремились проникнуть в самое сердце. От их взгляда нужно избавляться так же, как от болей, которые мучили магистра утром. Глаза Гуса спокойно встретили уставившиеся на него злые глаза, — взгляд священника ослабел где-то на полпути. Теперь он уже не проникнет и не овладеет его существом.

Магистр спокойно ответил:

— Я прибыл сюда не отрекаться. Если я заблуждаюсь, покажите мои ошибки и разубедите меня.

Старик сухо сказал:

— Тогда ты ответишь нам на все вопросы, которые мы сейчас зададим тебе.

Допрос! Гус напряг все силы, стремясь преодолеть шум в ушах и полуобморочное состояние. Магистр хотел понять, что происходит вокруг него. Если он согласится на допрос, то признает законность их желания судить его и подчинится ему. А этого допускать нельзя.

— Вы не имеете права судить меня! — ответил магистр.

Хотя эти слова были произнесены слабым, еле слышным голосом, однако они подействовали на слушателей сильнее, чем любой крик.

Прелаты задвигались и зашумели. Они сгрудились вокруг магистра. Широкие, одутловатые, тощие и хищные лица прелатов в монашеских капюшонах и шапочках смешались в один большой клубок — клубок злобно шипящих голов со слюнявыми, бледными, тонкими губами, ярко сверкающими и грозно открывающимися глазами.

Прелаты ждали ответа Гуса.

Магистр сказал:

— Допрашивают обвиняемых на суде. Я же прибыл в Констанц по доброй воле и собираюсь изложить свои взгляды, свое учение собору. Собору и никому другому.

Прелаты чуть было снова не заорали на магистра. Старец подал им знак, чтобы они молчали. Прелаты повиновались, но глаза их горели ненавистью.

— После твоего ареста тебе вручили смертный приговор. Если ты откажешься отвечать, мы немедленно приведем его в исполнение. Тебе незачем ссылаться на охранную грамоту римского короля. Мы можем покончить с тобой раньше, чем об этом узнает Сигизмунд!

В глазах старца появилась еле заметная усмешка. О, он прекрасно знает, чтó важнее всего для Гуса. Старец угрожает магистру не смертью, а гораздо бóльшим — замалчиванием.

Гус больше уже не колебался и высказал то, что он думал:

— Вы собираетесь судить меня, не предъявляя мне никакого обвинения. Вы не имеете права допрашивать человека, которого не вызывали в суд.

— Довольно и того, что тебя дважды вызывали на суд — к пражскому епископу и к папе в Рим, — холодно ответил старец. — Тогда судьи не могли разобраться в твоем деле по твоей же вине: ты не являлся в суд. Поскольку ты прибыл на собор, мы можем довести твое дело до конца… — (Сзади кто-то хихикнул.) — Будешь отвечать на наши вопросы?

Гус поднял голову:

— Буду… Я должен дожить до суда. Спрашивайте!

Старик облегченно вздохнул, отвел взгляд от узника и движением руки подал знак своим спутникам. Те быстро заняли места, а он опустился на скамью.

Священник, присевший к столику, сообщил, что он готов записывать. Допрос начался. Придвинувшись к узнику, прелаты попеременно задавали ему вопросы, часто переспрашивая, желая подловить его, когда он уклонится от ответа. Один допрашивающий помогал своим вопросом другому, загоняя магистра в ловушку нового мучителя.

Гус вслушивался, — он слышал слова, свои собственные, хорошо знакомые ему слова. Но порой звучали и такие, которых он никогда не произносил и которых не могло быть ни в сочинениях его, ни в проповедях, ни в лекциях. Эти слова удивляли его своей несуразностью и лживостью.

О, в чем только не обвиняли магистра! Сколько раз приходилось ему, несмотря на запрет прелатов, опровергать заведомую клевету!

— Ты называл папу антихристом!..

— Ложь. Я утверждал, что всякий грешный и высокомерный папа, который торгует церковными должностями и тем самым нарушает заветы Христа, — антихрист.

— Как же ты посмел произнести это проклятое имя рядом с именем святого отца?

— Даже святому Петру Христос сказал однажды: «Сатана, ты возмутил меня, когда…»

— Ты не Христос, богохульник этакий!.. Чтоб у тебя язык отсох!

— Ты порочил святого отца и учил людей не повиноваться ему!

— Наоборот, я утверждал, что папе нужно повиноваться, если его…

— Послушайте-ка еретика! У него появились оговорки!

— …если его приказания не противоречат заветам Христа.

— Стало быть, каждый сапожник может судить, правильно или неправильно приказание святого отца?

— Каждый сапожник, если он заглянет в Священное писание, сам разберется во всем, ибо…

— Даже самый мудрый богослов не оспаривал авторитет папы!

— …ибо каждый подданный имеет святое право сам, своим умом, судить о поступках своего господина.

— Умом? Вы слышали? Человеческим умом!

— Следовательно, каждый нищий и каждый батрак могут решать, выполнять им приказ или нет?

— Ради бедняков и явился Христос на землю. В Священном писании ясно говорится: «Вы узнаете господ по их деяниям».

— Это бунт! Ты издеваешься над всеми эдиктами и декретами церкви и пап! А светская власть? Она тоже не должна подчиняться папе?

— Должна, но только тем приказам, которые…

— Довольно! Мы уже слышали это! Такое толкование послушания по душе бунтарям. Почему ты, мятежник, не выполнил распоряжения папы, запретившего тебе проповедовать это в часовне?

— В Библии нет такого запрета. Напротив, Спаситель сказал апостолам: «Ступайте по всему свету…»

— И ты пошел проповедовать за гумна, за сараи, на пашни южной Чехии. Пошел, несмотря на то, что тебя предали анафеме!..

— По словам пророка, несправедливая анафема — та же хвала: «Будут хулить тебя, а ты…»

— Глядите-ка, он даже гордится своим проклятием! А твои проповеди? Ты подстрекал народ к мятежу!

— Лучше мятеж во имя правды, чем отказ от нее.

— Значит, все священники — дьяволы, один ты — святой.

— Мне известны такие священники, которым я недостоин завязать ремни на их башмаках!

— Кайся! Назови хотя бы одного такого!

— Якоубек из Стршибра и…

— Отлично! Вы слышали? Этот антихрист по твоему наущению ввел причащение из чаши! Ересь, архиересь!..

— Не по моему…

— Молчи! Мы перехватили твое письмо этому еретику. В этом письме ты выражаешь свое согласие с ним!