Александр Лоза - Не изменяя присяге

« Патриотическое воодушевление, охватившее с началом войны все население империи, благодетельное влияние запрещения продажи водки, спиртных напитков и отмена выдачи командам флота чарки вина натурой еще более усилили в нижних чинах сознание святости долга и беззаветной преданности Престолу и отечеству, и в результате политическая пропаганда, резкое уменьшение коей замечалось и в прошлом году, — вовсе прекратилась».

Как показали прошедшие в феврале — марте 1917 года события, менее всего были подвержены «революционному» влиянию корабли и соединения, наиболее активно воевавшие на море в годы войны: соединения подводных лодок, миноносцы Минной дивизии.

С другой стороны, стоявшие в базах Балтийского моря линейные корабли в первую очередь стали рассадником «революционных» идей различного толка: от оголтелого анархизма до крайнего большевизма. Их команды оказались наиболее восприимчивы к политической пропаганде и подвержены влиянию береговых «агитаторов». Именно психология матросов, живущих в стальных городах — линкорах, крестьян, одетых в морскую форму, не бывавших в море и не видевших настоящей морской службы, кроме муштры, объясняет то, с какой легкостью они поддавались любой пропаганде.

Современник того смутного времени — видный деятель партии эсеров В. М. Чернов — так писал об особенностях жизни матросов: «И другая особенность — жизнь на самодовлеющих “плавучих крепостях” также наложила на матросскую среду свой отпечаток. Буйная удаль, с примесью непостоянства, беззаботная подвижность и неприкованность ни к каким прочным “устоям”, и, наконец, самодовлеющее противопоставление остальному миру, при крепкой товарищеской спайке в узком кругу».

Во время бунта на линкорах в Гельсингфорсе, наибольшей жестокостью и призывами к убийствам отличались именно «вожаки» восстания — люди с революционным, либо с уголовным прошлым, и, как правило, не имеющие отношения к действующему флоту. Отморозки, как мы сказали бы сейчас, за деньги готовые на любую подлость и преступление, были и есть в любые времена. Были они и в 1917 году. Были тогда и державы, готовые все это оплачивать.

Именно они организовывали якобы «стихийные» матросские митинги, направляли толпу по конкретным адресам для арестов и убийств офицеров. Именно безумство вседозволенности, умело сообщенное матросской толпе этими «вожаками» — провокаторами, толкало многих матросов на преступления. При этом основная масса матросов не жаждала убивать своих офицеров. Многие из них оказались заложниками того шального, «революционного» времени и действовали под влиянием внешних обстоятельств и провокаторов, что ни в какой мере их не оправдывает.

Память об этих событиях глубоко врезалась в души флотских офицеров, поэтому в дальнейшем морское командование белых флотилий старалось не брать матросов в свои части.

Появившиеся в конце февраля 1917 года на кораблях и в частях судовые комитеты и общие собрания команд, все больше входили во вкус матросского самоуправления. Они присваивали себе право объявлять доверие или недоверие своим командирам и офицерам. В команде «Расторопного» комитет выдвинул требование убрать нескольких унтер-офицеров, офицеров пока не трогали.

Мичман Садовинский знал, «чистки» кают-компаний на других кораблях — в полном разгаре.

«Если меня выбросят с флота, — думал мичман, — это станет трагедией моей жизни, но торговать спичками на улицу я не пойду».

Так как в матросские комитеты выбирались преимущественно горлопаны и крикуны, люди случайные и далеко не лучшие, то под видом демократии на флоте процветала самая настоящая анархия. Из представителей этих самых судовых комитетов 5 марта 1917 года в Гельсингфорсе и был создан Совет депутатов армии, флота и рабочих Свеаборгского порта.

10 марта 1917 года новый командующий флотом Балтийского моря вице-адмирал Максимов, «красный командующий», как он любил сам себя называть, своим приказом № 11 объявил по флоту приказ военного и морского министра Временного правительства А. И. Гучкова:

«ПРИКАЗ

Командующего флотом Балтийского моря.

Посыльное судно “Кречет”

10-го марта 1917 № 11

При сем объявляю приказ Армии и Флоту от 9 сего марта.

Вице-адмирал Максимов.

Приказ Армии и Флоту

Волей народа Россия стала свободной. Для сохранения этого блага офицеры, солдаты и матросы должны тесно сплотившись отстоять возрожденную страну от врага, заливших ее кровью ее многих лучших сынов. Каждый гражданин России, желающий ей счастья и славы, должен проникнуться мыслью, что лишь в единении сила и утверждение нового строя. Призывая всех чинов Армии и Флота к его неослабной защите, выражаю уверенность, что завоеванные ими гражданские права еще больше сплотят вооруженные силы России в одно неделимое целое. Верьте друг-другу офицеры, солдаты и матросы! Временное правительство не допустит возврата к былому. Установив начала Государственного Строя, оно призывает Вас спокойно выждать созыва Учредительного Собрания. Не слушайте смутьянов, сеющих между Вами раздор и ложные слухи. Воля народа будет исполнена свято. Опасность не миновала и враг еще может бороться. В переходные дни он возлагает надежды Вашу неподготовленность и слабость. Ответим ему единением. Свободная Россия должна быть сильнее низвергнутого народом строя. Высокая честь выпадает на Вашу долю офицеры, солдаты, матросы свободной России. Родина ждет от Вас мудрых решений. В Ваших руках судьба народной свободы.

Подписал: Военный и Морской Министр А. Гучков

Верно: И.д. Нач. Штабакап. 1-го ранга князь Черкасский.»

(РГАВМФ. Ф. 481. Оп. 1. Д. 74. Л. 7)

Какой фарисейский приказ, злился мичман Садовинский, — пролить столько офицерской крови и после этого призывать офицеров и матросов к сплочению и единению.

7 марта 1917 года Временное правительство установило новую форму «Присяги, или клятвенного обещания, на верность службы Российскому государству для лиц христианских вероисповеданий». На флоте пошли разговоры о принятии присяги на верность Временному правительству.

Русские воины всегда считали воинскую присягу святыней. Присяга — это клятва.

Принятие присяги в Российском флоте и Российской армии в дореволюционной России являлось религиозным обрядом — обещанием перед Богом. Матрос или солдат давал присягу не только государству и народу, но и самому Богу, в Кого он верил, на Кого надеялся и от Кого ждал помощи.

Нарушение присяги считалось большим грехом перед Богом и людьми. Если военнослужащий преступал клятву, то значит, он уподоблялся Иуде Искариоту, он покинул Бога и сам был покинут Богом, и он уже не настоящий верующий. Такая присяга имела большое значение и большую силу.