Дмитрий Дмитриев - Золотой век

Серебрякова, бледного как смерть, торговец-татарин поставил на самом видном месте; он рассчитывал на выгодную продажу «русского пленника». Русские очень редки на продажном рынке.

Ибрагим на чем свет стоит расхваливал свой товар, в особенности же русского пленника.

Турки осматривали оставшихся от продажи невольников, бесцеремонно вышучивали их, приказывали открыть рот и смотрели на зубы.

С каким-то особенным терпением бедняк Серебряков переносил все то унижение, какому он подвергался, как продаваемый на рынке невольник.

Его точно так же осматривали и ощупывали со всех сторон, так же заставляли открывать рот.

Татарин Ибрагим, ведя на рынок Серебрякова, нарядил его в какой-то полувосточный, полуевропейский наряд.

Ибрагиму на рынке, как уже сказали, повезло, он продал, и притом довольно выгодно, и остальной свой «живой товар»; остался непроданным один только Серебряков, — он был так худ и бледен, что его никто не решался покупать, несмотря на все выхваливания продавца-татарина.

— Почтеннейший паша, купи этого невольника, он молод, крепок, силен и ловок, будет работать за десятерых, право, купи, а я уступлю, возьму только свою цену, — громко говорил татарин, обращаясь к какому-то турку в чалме; турок был седой старик.

— А сколько возьмешь? — спрашивает его покупщик-турок.

— Свою цену, сто золотых.

— Сто золотых за такого раба… Да ты рехнулся, пес, он не стоит и половины.

— Помилуй, господин, невольник здоров, а бледен он от усталости; из ста золотых немного уступлю.

— Долго торговаться, меня рабом ты не надуешь. Нет ли у тебя невольниц молодых, я куплю, хорошие дам деньги.

— Невольниц продал, господин, а были хорошие невольницы, молодые, красивые.

— А что для меня, пес, не поберег? За невольниц-краса-виц я не пожалею золота, много, много золота дам, только доставь мне для гарема красивую невольницу, — говорил старик-турок Ибрагиму.

— Доставлю, господин, доставлю.

— А когда доставишь?

— Скоро, господин.

— А не обманешь, пес?

— Зачем обманывать, господин, ты мне золото, а я тебе красотку.

— Да, да… гяур… я тебе золото, а ты мне черноокую красотку…

— А невольника, господин, купи, задешево отдам, — опять предлагает Ибрагим покупателю несчастного Серебрякова.

— Такого и даром не возьму; мне нужен невольник сильный.

Правоверный, проговорив эти слова, отошел от продавца «живым товаром».

— Вот и считай барыш, немало золота я дал за этого дохлого русского, а его никто не покупает; куда мне теперь его девать? Придется прежде откормить хорошенько, а то и на самом деле он на мертвеца похож… Откормлю, а там и на рынок — надо товар лицом продавать, говорит русская пословица… — рассуждал сам с собой татарин.

А злополучный Сергей Серебряков, безропотно покорившийся своей судьбе, стоял на рынке молча; обросшая длинными волосами его голова была печально опущена; выразительное, красивое лицо, обросшее бородой, было мертвенно бледно; от нравственного потрясения, от страшного, безысходного горя он едва держался на ногах.

Какую душевную муку переносил этот страдалец, жертва людской несправедливости, людской злобы!

— Эй, ну, что ты опустил свою башку, ты ровно умирать собрался! Приободрись хоть немного; раскис, словно баба…. Ведь и то никто тебя у меня не покупает. Ну, что ты стоишь, ровно казни ждешь! — прикрикнул татарин на Серебрякова.

— Лучше было бы мне, если бы ты меня убил, — с глубоким вздохом промолвил ему в ответ злополучный Серебряков.

— Убить тебя? А кто же вернет мне золото, которое я заплатил за тебя… Нет, русский, ты не умирай и смерть себе не накликай… Вот я найду покупателя, продам тебя… Тогда ты волен с собой делать что хочешь.

— А как бы мне хотелось умереть!

— Сделай милость помирай, только вперед дай продать тебя… Ну, делать нечего на рынке, пойдем.

— Куда?

— Туда, где мы остановились… Торчать тут нечего — рынок окончен. Через два дня опять будет рынок, может, тогда и посчастливится мне с тобою развязаться, продам тебя хоть в убыток, надоел ты мне.

Татарин Ибрагим опять повел Серебрякова в тот сарай, где он был на ночь заперт в чиеле других невольников.

Теперь в огромном сарае бедняга был один.

Сжалился над ним татарин и дал ему верблюжью шкуру, в нее-то и завернулся Серебряков; теперь ему не так было холодно спать на полу.

Серебряков к своему тяжелому положению стал мало-помалу привыкать; мы уже сказали, что он совершенно покорился своей участи; первое время мысль о самоубийстве преследовала его, он искал случая покончить с собой.

Но Серебряков, как уже сказали, был верующий христианин. Это и останавливало его от самоубийства:

«Надо терпеть до конца… Испить чашу горести до дна и покориться своей судьбе», — так часто думал молодой офицер, и вот эта злодейка-судьба привела его на рынок, где продавали рабов-невольников.

Наконец татарин Ибрагим продал его какому-то богатому турку…

— Ну, слава Аллаху, наконец-то мне удалось сбыть тебя с рук. А все же пришлось взять убыток… десять золотых убытку… Вот тут и считай барыши. Прощай, русский, служи своему новому господину хорошенько, жить тебе и не будет плохо… турок богат, кормить тебя хорошо будет, — с такими словами обратился Ибрагим, передавая его покупателю-турку.

— Стало быть, ты продал меня? — тихо спросил у него Серебряков.

— Да, да, продал, хоть и с убытком, а все же продал.

— Кто же меня купил?

— А вот этот турок; он паша очень богат и знатен; тебе жить не плохо будет, только служи хорошенько, — утешал татарин Ибрагим Серебрякова, показывая на купившего его турка.

— Ты бы лучше увез меня, с собою.

— Нет, нет… Зачем ты мне?..

— Тебе бы за меня в России выкуп дали.

— Теперь, русский, поздно про то говорить. А вот какой совет тебе дам, — слушай, русский.

— Слушаю, говори.

— Убеги от турка.

— Легко сказать, убеги…

— И сделать-то не больно трудно. Наймись к капитану на корабль в работники…

— К какому капитану? — с оживлением спросил Серебряков у татарина.

— Да к какому хочешь, любой тебя возьмет, укроет от поисков турок и увезет из Турции. С большой охотой всякий капитан возьмет тебя к себе на корабль, если ты пообещаешь ему дать выкуп за себя.

— Спасибо за совет…

— Смотри, не упускай случая. Как представится случай бежать, беги… Ты жалок мне, поэтому и совет тебе даю. Прощай!

Татарин Ибрагим, проговорив эти слова, ушел с рынка, а турок, купивший Серебрякова, махнул ему рукой, чтоб он за ним следовал.

Для злополучного Серебрякова в доме богатого турка началась еще более тяжелая жизнь. У турка, кроме Серебрякова, было много других невольников и невольниц; все они с утра до вечера принуждены были исполнять тяжелую работу.