Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

К себе офицеры ехали сквозь редкие ряды пехотного полка. Часть солдат уже получила приказ и готовилась отходить на новые позиции. Неожиданно из тумана вынырнул солдатик, на ходу поудобнее прилаживая за спиной тяжелый ранец. Кони испуганно всхрапнули, шарахнувшись в стороны. Капитан, выпустив поводья, балансировал руками, чтобы не упасть. Рубанов захотел огреть солдата плеткой, но узнал в этом «изверге» с огромными оттопыренными ушами старого знакомца.

– Эй, пяхота! – опустил руку с плеткой. – В шинели запутался, или ветер в паруса дует? – глянул на его лопухи. – Куда несешься?

– Виноват, ваше высокскародь! – вытянулся солдатик, с перепугу уронив ранец и не смея поднять его.

Капитан наконец вычислил центр тяжести и нашел точку опоры.

– Какого ты полка? – поинтересовался Рубанов, весело глядя на ушастого конопатого воина.

Солдатик от страха аж перестал дышать и в отчаянии оглянулся по сторонам.

– Дядю высматриваешь? – и вовсе развеселился ротмистр. – Опять полк забыл?

– Так точно, ваш бродь. Не идет в голову! – кротко ответил несчастный солдатик.

Рубанову стало его жаль.

– Ладно! Ступай у дяди спроси, – отпустил маленького пехотинца.

– Нет больше дяди, – задрожал конопатым лицом новобранец, – убили его сегодня, – подняв ранец, утер рукавом шинели нос.

– Судьбу не обойдешь! – вздохнул капитан, глядя на загрустившего ротмистра. – Не придумали еще формулу, чтобы вычислить судьбу. А цыганкам-гадалкам и прорицателям я не верю. Жулики все они. Лишь Создателю дано видеть будущее, а не людям!

– Да вы, батенька, философ, – усмехнулся Рубанов, ловко спрыгивая с коня. – Приехали, слава Богу!

Медленно и осторожно, нащупывая ногой землю, спустился с облегченно вздохнувшей лошади и капитан, отдал поводья подбежавшему артиллерийскому унтеру.

– Ну что ж, ротмистр. Давайте прощаться, – стараясь выглядеть веселым, произнес он и полез в карман. – Хотя я и не верю в судьбу, но про вас говорят, что счастливчик, – протянул мятый конверт Рубанову. – Передайте моей матушке, пожалуйста… – хотел еще что-то сказать, но, махнув рукой, повернулся и не спеша пошел в гору, постепенно растворяясь в тумане…

Потом Рубанов не раз видел во сне спокойно шагавшего к небу русского капитана!

В четыре часа французская артиллерия, воспользовавшись туманом, почти вплотную выдвинулась к пустым русским окопам и полчаса в упор расстреливала их. Батальон пехоты и половинка эскадрона весело посмеивались, укрывшись за пригорком. Рубанов договорился с пехотным полковником, и гусары на время, помимо своих, вооружились длинными солдатскими ружьями, тысячу раз обругав их за неудобство.

– Лучше бы у тебя промеж ног такой длины было бы! – прилаживаясь к ружью, высказывал красивый гусар пехотинцу.

– Эт что б я делал с таким огрызком? – разыгрывая возмущение, отбрехивался солдат, посмеиваясь над гусаром. – Низко не опускай ружжо-то, – скалясь, давал он совет, – а то ствол в землю воткнется, а тебя как раз к хранцузу и забросит! – ловко увернулся служивый от своего собственного приклада. – Ну-ну! Полегше! – грозил кулаком гусару. – А то ща как лошадь пришпорю, узнаешь тогда!

– По роже-то рязанской схлопочешь – сам тогда узнаешь. Губищи-то, как у маво мерина станут… – беззлобно бурчал гусар.

Только закончилась артподготовка, как гусары, мчась во весь опор в тумане, палили из ружей и пистолетов в сторону врага, создавая впечатление многочисленной группировки. Расстреляв боезапас, вернулись на исходный рубеж к горе.

– Не война, а игра какая-то, – протянул гусар ружьё солдату, – бери свою пукалку, авось больше не понадобится.

Пехотинец, хмуря лоб, внимательно оглядел оружие.

– А это откель царапина? – неумело корча ужас, вопрошал солдат. – Только стаканом затереть ее можно, меня ж фельдфебель убьет…

– Не успеет! – устало спрыгнул с коня гусар и мрачно стал вынимать из ножен саблю.

Солдат мигом исчез в толпе своих товарищей.

– Самого перешутили!– смеялся над красавцем Рубанов.

– Не знаю, как там у него в штанах, но язык отрастил длиннющий! – резко бросил саблю в ножны гусар.

Французская артиллерия еще с полчаса долбила пустые окопы, а заодно перенесла огонь и на русскую батарею. Капитан со своими подчиненными яростно отстреливался. Тут уже стало не до шуток. Не успели стихнуть французские пушки, как в атаку пошла пехота, а по флангам – конница.

Только теперь французы поняли, что их обманули. Изрытые ядрами окопы были пусты. В бешенстве пехота бросилась на штурм батареи, чтобы хоть как-то смыть позор. Остатки эскадрона, отстреливаясь через плечо, повели за собой лаву вражеских уланов, чтоб артиллеристам было чуток полегче. Туман рассеялся, и примерно в двух верстах Рубанов увидел построенную в каре немногочисленную русскую пехоту. Солдаты пропустили свою кавалерию и дружным залпом остановили вражескую конницу. Погибших в эскадроне пока было немного.

– Порядок, господин ротмистр! – радостно доложил Алпатьев.

Отстреливаясь, четырехугольник пехоты стал отходить к реке. Рубанов вслушивался, но наша батарея больше не била. Сняв кивер, он перекрестился… В это время со стороны реки раздался оглушительный взрыв, и взметнулось пламя.

«Чего это они там? Бочки с порохом, что ли, взорвались? – увидел он отсветы огня и сразу понял причину взрыва; понял, что его с гусарами, артиллерийского капитана и пехотного полковника кто-то обрек на смерть… «Зачем лгали? Сказали бы сразу, что надо, кто б отказался, а так?.. – скрипел он зубами в бессильной ярости. – Жив буду – дознаюсь!» – сжимал кулаки.

Часть французской конницы, обойдя каре, понеслась на гусар.

– Отходим! – приказал Рубанов. «Только вот куда?» – подумал он.

Отбиваясь от напора превосходящих сил, отстреливаясь, остатки эскадрона вышли к реке. Мост догорал, нещадно дымя и роняя искры и головешки в холодную воду.

– Что же это, братцы, а? – чуть не плакал Алпатьев. – Зачем обманули?.. Не поверили, думали струсим?! А-а-а! – заорал он, подняв саблю и бросаясь в сторону врага.

– Прекратите истерику, поручик, – хотел остудить его пыл Рубанов, – вы не… – и тут увидел, как Алпатьев выронил саблю и медленно-медленно никнет к холке коня.

Конь, почувствовав, что его никто не направляет, остановился, и седок, заваливаясь на сторону, стал сползать на землю. Ослабшие пальцы пытались уцепиться за гриву, но сил в них уже не было… Рубанов смотрел в какой-то растерянности, как белые пальцы, безвольно путаясь в черной гриве, разжались и рука стала сначала тихо, а потом все быстрее съезжать с бархатистой холки… Он не успел подхватить тело… Когда подбежал, путаясь в ножнах и пиная ногой ташку, поручик лежал на спине, бессильно разбросав руки.