Макс Галло - Нерон. Царство антихриста

Этой ночью вооруженные мечами преторианцы и трибун Гереллан ворвались в дом консула Вестина.

Хозяин сидел за столом в окружении домочадцев — у них на глазах его схватили и заперли в спальне.

Гереллан сообщил, что там его ждет хирург, получивший от Нерона приказ вскрыть Вестину вены, и поскольку хозяин — человек еще молодой и крепкий, придется положить его в ванну с горячей водой, чтобы ускорить дело.

Преторианцы окружили зал, где находились дрожащие от страха близкие Вестина, остававшиеся в неведении относительно того, какую судьбу уготовил император им. Они прислушивались к тому, что происходило в соседних покоях, где умирал хозяин. Но там было тихо. Он встретил свою смерть без мольбы и жалоб.

Слуги и домочадцы сидели понурые, решив, что их ждет та же участь, что и Вестина. Ночь показалась им бесконечно длинной.

Утром преторианцы покинули дом консула, оставив там истекшее кровью, но еще теплое тело хозяина. Слуги разбежались, дрожа от ужаса, но благодаря богов за спасение. А над Римом занималась новая заря.

Каждый наступивший день собирал свой урожай преступлений и страшных новостей. Казалось, что Нерон всеми силами старался доказать, что он здесь единственное свободное существо, богоподобный владыка, перед которым все должны склонить голову. Так он принудил к самоубийству старшего брата Сенеки Юния Галлиона, человека с рабской душой, готового на подлость ради спасения собственной жизни.

Император верил любому оговору, щедро награждая шпионов, помогавших ему находить повод для новых убийств. В пустом доме найдены мертвыми родственники Рубеллия Плавта, чья смерть также на совести Нерона. Все их имущество было роздано рабам и вольноотпущенникам. Плавт надеялся, что его супруга будет избавлена от преследований императора. Но разве тот мог оставить в живых свидетелей своих преступлений? Тем более что несчастная жена Плавта, вдова, обрекшая себя на вечный траур, при виде Нерона начинала кричать, требуя расследования и обвиняя вольноотпущенников в том, что они подталкивают императора к уничтожению невинных членов семьи ее мужа.

Нерона не интересовали ни правда, ни справедливость, только наслаждения, удовольствия, новизна ощущений и, главное, чувство абсолютной власти. Он тратил, как хотел, государственную казну, грабил храмы, чтобы подарить Лугдануму, городу разрушенному пожаром, четыре миллиона сестерциев, необходимых для его восстановления. Снарядил триремы для путешествия в Африку, где, по уверению всадника Цезеллия Басса, якобы были спрятаны богатства финикиянки Дидоны, основавшей Карфаген. Во сне Бассу привиделись тысячи золотых слитков, зарытых в землю. Оставалось только послать за ними несколько тысяч рабов, и повсюду в империи воцарится роскошь. Нерон поверил Бассу. Весь Рим рукоплескал. Писатели, поэты, певцы славили Фортуну, которая еще раз подтвердила свое расположение к императору.

Вскоре Басс покончил с собой. Никакого богатства не было, боги посмеялись над ним. Но никто не отважился и слова сказать против Нерона.

Люди едва осмеливались поднять голову, чтобы взглянуть на небо, сплошь покрытое тучами. Ураганные ветры принесли с собой заразу, начались эпидемии. Эти же ветры разрушили множество домов, с корнем вырвали деревья, загубили урожаи по всей Кампании.

В Риме в домах лежали трупы, по улицам тянулись погребальные процессии. Никто — ни всадники, ни сенаторы, ни простолюдины, ни рабы — не могли спастись от болезни. Чтобы жечь трупы, разводили костры. И частенько преторианцы бросали туда живых, чьи тела, как им казалось, уже поразила болезнь.

Я выжил.

Этот год, замаранный таким количеством преступлений, заканчивался бунтом стихий, которые напоминали живущим, что мировая душа существует и она, как душа Гавия Сильвана, может потребовать свободы.

За это я и возблагодарил Бога, верующих в которого Нерон преследовал с такой яростью.

Мне хотелось верить в Христа, этого нового Бога. Однако я часто сомневался в его могуществе. Я взывал к нему. Потом смотрел на Нерона, сидящего посреди амфитеатра. Его оплывшее лицо обрамляла бородка как напоминание о том, что он происходит из рода Агенобарбов, что у него тоже есть «медная борода» и в нем соединились все ветви рода, правившие Римом со времен Августа и Цезаря.

Престол империи в надежных руках.

Император — в театральной тунике или короткой зеленой накидке, предназначенной для состязаний на колесницах, в тон которой пошиты все драпировки в цирке и амфитеатре, — встает.

Послушная толпа приветствует его. Она более раболепна, чем самый жалкий из рабов. Она ждет, чтобы Нерон дал сигнал к началу состязаний, гладиаторскому бою или выходу хищников. Толпа благодарна императору. Ее не волнует, что за свободу в наши дни приходится платить смертью. Нерон закормил чернь праздниками, состязаниями, играми, представлениями, раздачей денег и хлеба.

Он поднимается на цыпочки. Его тело распухло, оно сочится тщеславием, будто напитавшись кровью всех жертв, столь обильно пролитой в этом году.

Где же ты, Христос? Значит, у тебя меньше власти, чем у богов Рима или Востока, которых Нерон задаривает жертвоприношениями?

Я наблюдаю за императором. Зеркала бросают на его лицо алый отблеск заходящего солнца. Он — бог. Толпа кричит, что Юпитер покровительствует ему, что Нерон — избранный богами защитник Рима и империи. Император — отец простого народа и великий жрец, прославляющий память Августа.

Что ты делаешь, Христос? Ты позволяешь умереть духу свободы. Ты восстал из мертвых и возвещаешь воскресение, но я не видел ожившим ни одного из благородных соперников императора!

Повсюду торжествует Тигеллин. Стоя возле Нерона, он шепчет ему на ухо. Император передергивается, будто сказанное щекочет ему нервы. Делает шаг, и толпа просит его подняться на сцену. Нерон будет петь, декламировать, неутомимый, жадный до аплодисментов и наград.

Проходит слух, будто он собирается выйти на арену нагим, как Геркулес, чтобы убить льва ударом палицы либо задушить. Зверя заранее накормят ядом.

Я не видел этого, но слух о подвиге императора быстро распространился по городу: Нерон — Аполлон; Нерон — Геркулес; Нерон — бог Рима и всего мира.

Говорили, что он совершил жертвоприношения Митре: спустился в ров, на краю которого перерезали горло черному быку; кровь животного пролилась на тело императора, сообщая ему силу, мужественность, неутомимость.

Тигеллин, а может, Сабин — сын гладиатора и рабыни, предлагавший свое тело всякому, кто готов платить, хоть рабу, хоть всаднику, хоть самому императору, шепчет на ухо Нерону имена богачей, чью собственность он хотел бы присвоить.