Антон Хижняк - Сквозь столетие (книга 1)

— Ты так просто рассказал, что я сразу понял! А что же меньшаки?

— А меньшевики говорят, что руководящая роль в революции должна принадлежать буржуазии, а пролетариат чтобы шел за нею.

— Вишь, какие лукавые! Это же обман народа! — возмущенно произнес Тимофей.

— Хорошо. Значит, ты понял. Книгу эту написал Ленин.

— Не слыхал о нем, — пожал плечами Тимофей.

— Еще услышишь.

— Теперь я вижу, почему юзовские меньшаки не захотели помочь рабочим Горловки. Смотри какие! Потянули руку за капиталистов. Они ведь, кажется, в одной партии были — и большаки, и меньшаки. Значит, с меньшаками не только каши, а и пива не сваришь!

— «Большаки», «меньшаки», — передразнил Тимофея Пархом. — Научись произносить эти слова правильно. Ты же сообразительный парень. Боль-ше-ви-ки! Мень-ше-ви-ки! Понял? Вот так и говори.

— Да я же малограмотный, только две зимы ходил у школу, и то через день, потому что у нас с братом были одни сапоги на двоих. Но теперь правильно буду произносить эти слова.

— Верю, Тимоша. Ты прислушивайся, как люди говорят. А если что и не поймешь, не стесняйся спрашивать у товарищей.

В это время в вагоне раздался командирский голос:

— Ясиноватцы! Готовьтесь! Скоро приедем.

— Да тут все ясиноватцы!

— Мы хорошо видим!

— В нашем вагоне нет посторонних!

— Знаю! — послышался тот же зычный голос. — Есть еще из Юзовки двенадцать человек. Но они все будут в нашей ясиноватской дружине. Дежурный у двери!

— Есть, дежурный у двери!

— Хм! Смотри, какая дисциплина! — хмыкнул Тимофей. — Видать, служили в армии…

— Служил в армии. Я был унтер-офицером. Слушать мою команду! Товарищи! Дисциплина у нас — главное. Кто хочет быть шалтай-болтай — сразу вон отсюда, чтобы тут и духу твоего не было.

— Молодец, Гавриил! Правильно!

— Командуй!

— Дисциплину давай!

Вагон дернуло так, что все, кто стоял, подались вперед. Паровоз зашипел, выпуская клубы пара.

— Прибыли! — крикнул Гавриил Афанасьевич. — Выходить организованно. Не толпиться. Я выхожу первым. По выходе из вагона строиться в две шеренги. Пархом, ты пойдешь со мной.

На перроне тускло светились два газовых фонаря, висевшие на столбах. От дверей вокзала к вагону четким шагом шел среднего роста мужчина в пальто.

— Гавриил Афанасьевич! — воскликнул он и бросился к прибывшим. — Спасибо, спасибо за то, что привезли ясиноватских товарищей.

— Здравствуйте, товарищ Гречнев! — пожал ему руку Гавриил Афанасьевич. — Наших приехало сто два человека да еще двенадцать из Юзовки. Вот и их командир! — указал рукой на Пархома.

Гречнев улыбнулся в подстриженные усы.

— «Командир». В армии служил?

— Никак нет! — выпалил Пархом. Я — покалеченный, инвалид! — показал левую руку.

— Так какой же из тебя, парень, командир? — засмеялся Гречнев.

— А меня учили заводские комитетчики. Умею командовать: «Смирно!», «Шагом марш!», «Равнение на середину!» И из винтовки могу стрелять. Ходили за город в яр и там стреляли тайком от полиции.

— Хорошо. А где же твоя винтовка?

— Винтовки нет. А есть вот что! — и показал свой смит-вессон.

— О! Тульской работы. Знаю. Хорошее оружие, только наган лучше. А патронов много?

— Мало, — смутился Пархом. — Десятка полтора. — Похлопал по карманам.

— Да, маловато, — сказал Гречнев. — Кажется, у наших хлопцев есть запас. А теперь командуй, Гавриил Афанасьевич, и за мной.

Колонна двинулась от вокзала в восточном направлении. Пока шли, Гречнев информировал об обстановке в городе.

— Сегодня уже семнадцатое. — Гречнев вынул из верхнего кармана пиджака часы-«луковицу». — Второй час ночи. Вчера, шестнадцатого декабря, творилось что-то страшное. Директор завода Лоест вызвал драгун и солдат, и они вошли на территорию завода. Там было много рабочих. Становой пристав расхрабрился и начал требовать, чтобы выдали зачинщиков забастовки. Но люди не назвали ни одного человека. Тогда пристав и офицер отдали приказ стрелять. Не могу дальше говорить, горько все это. Я тоже находился на заводском дворе… Восемнадцать человек были убиты, а более пятидесяти тяжело ранены. У нас произошло то, что было в Кровавое воскресенье в Петербурге. Не знаю, когда состоятся похороны. Тотчас образовали Распорядительный комитет… Почему ты так смотришь, Пархом Никитович? — пристально глянул на него Гречнев. — Не понял? Распорядительный комитет — это наша горловская власть. Несколько часов тому назад мы создали его, председателем комитета избрали большевика Глушко… Хоронить убитых, наверное, будем дня через три.

А пока что надо воевать. Мне поручена боевая работа. Прибывают наши друзья. Уже приехали из Енакиева, из Авдеевки, Гришинова. Позвонили по железнодорожному телефону, что едут из Кадиевки, Дружковки, Харцызска. Уже есть более двух тысяч человек, думаю, что наберется четыре. Но у нас большая беда — мало оружия. Мало винтовок. Есть еще берданки, разные охотничьи ружья, револьверы. А остальные с оружием, которое не стреляет, — с железными прутьями, кольями, самодельными пиками. Армия! Да как бы там ни было, будем воевать!

Они подошли к приземистому зданию, находившемуся вблизи завода. На улице и во дворе группами стояли сотни людей. Шум был такой, что трудно разобрать, о чем говорят, потому что говорили, выкрикивали, возмущались все. Гречнев остановился и поднял руку. Его не могли видеть, потому что тусклый свет нескольких керосиновых фонарей тонул в морозной мгле.

— Товарищи! — изо всей силы выкрикнул Гречнев. — Недалеко от нас находится враг! Он рядом. А вы устроили тут базар. Прошу и приказываю соблюдать тишину. Если кто-нибудь хочет о чем-то узнать, спросите у начальника своей дружины.

И тут же наступила тишина.

— Я знаю, зима суровая, на дворе холодно. Чтобы укрыть людей от ветра, мы решили поместить всех в цеха. Там теплее. Но отдыхать долго не можем. Через час выступаем. Командиров дружин просим немедленно зайти в контору, там заседает Распорядительный комитет. И еще раз говорю — дисциплина и тишина!

Направляясь в контору, Гречнев взял с собой и Пархома, который понравился ему своей энергичностью и рассудительностью. Чувствуя себя неловко среди старших, Пархом, как только вошли в контору, примостился на скамье у двери.

Высокий чубатый мужчина с перевязанной левой рукой тут же подошел к Гречневу и стал тихо что-то говорить ему.

— Начальник штаба! Унтер-офицер Колотушкин. Недавно вернулся с японской войны, — шепнул Пархому рябой парень с винтовкой в руках. Пархом сразу понял, что здесь старшим военным начальником является Гречнев. Спустя несколько минут, переговорив с Гречневым, к присутствующим обратился председатель комитета Глушко:

— Товарищи! Мы находимся в крайне тяжелом положении. Вскоре должны будем вступить в бой. Вы понимаете — в бой! Давайте проведем заседание Распорядительного комитета. Начальник нашего штаба товарищ Колотушкин совещался с командирами всех дружин. Нас собралось, с теми, что вот-вот приедут, почти четыре тысячи. Надо, чтобы все отряды подчинялись одному командиру. Я предлагаю назначить командиром начальника первого отряда товарища Гречнева. Если нет возражений, пусть товарищ Гречнев командует всеми отрядами.