Алесь Пашкевич - Сімъ побѣдиши

Расписал — и на некоторое время успокоился.

А в беспокойные сны Ивана впервые пришла не Анастасия, а таинственная полька Екатерина. Он шагал за ней, пытался схватить за нежно-белесую руку... и уже срывал с нее розовый италийский хитон, и блеснули в улыбках свечей атласные исподние надраги, как та вдруг превратилась в белую лебедку и выпорхнула в раскрытое окно.

— Порви меня, мой государь, как эту сорочку… — неожиданно простонала под ним горячая дочь какого-то боярина, и он испуганно вскочил.

— Иди вон, шлюха подзаборная! — Царь сбросил женщину с кровати и позвал Висковатого.

— Пошли в Краков Сукину еще от меня подарков. Пускай поторапливает!

Но пока исполнялось новое царское поручение, принцессу Екатерину сосватали брату шведского короля Эрика XIV, герцогу Финляндскому Юхану...

Иван по-прежнему пил и утопал в блуде с молодой дочерью хана Кабарды черноокой княжной Кученей, которую, чтобы хоть этим успокоить царскую одурь, взялся окрестить сам митрополит Макарий и обвенчать с Иваном, уже как Марию. И угасли властные гульбища — пока до Москвы не докатилось известие о свадьбе Екатерины и Юхана. Тогда Иван послал Курбского жечь пограничные западные земли и позвал своего посланца Федора Сукина, приказав тому своими руками сбить огромный гроб...

— В него положу Катькиного брата Сигизмунда… или сам лягу! — молвил он в начале января 1562 года, во главе 60-тысячного войска отправившись на древнюю крепость Полоцкого княжества.

Митрополит Макарий попытался унять воинственный пыл царя, но не смог, предложив тогда взять с собой святыню, которая, как он надеялся, должна отвести несчастья и ненужные смерти.

— Некогда еще отец твой из Смоленска привез его — крест полоцкой игуменьи Евфросинии. Война его вывезла, а ты назад возврати. И пусть защитит он все войско Христово.

— В походы со своими крестами ходить надобно! — недоуменно бросил Иван постаревшему митрополиту.

А тот глубоко вздохнул, тревожно посмотрел в суженные царские глаза и спокойно уточнил:

— Кресты, Иван, не бывают свои или чужие. Все они — Божьи, все — Христовы. Ибо он, Иисус, один за нас, грешных, страдания принял.

Иван подозрительно глянул на Макария:

— Ты что, митрополит, мой поход праведный не благословляешь?!

Макарий напряженно помолчал и ответил вопросом:

— А ты как думаешь, государь: разве благословляет наш Создатель убийства?

— Ясно… — проскрежетал Иван и направился к дверям.

— Крест полоцкий в твоей казне. Возврати святыню в родной град, — уже в царскую сгорбленную спину молвил Макарий и перекрестил раскрытые двери. Ему неожиданно увиделось, как Ивану удалось прочесть строки Евангелия, привезенного от Палеологов. И он с тревогой вспомнил о рассказах Максима Грека о богатой Полоцкой библиотеке...

Полки велено было формировать под Луками. Затем ежедневно, «дабы воинским людем истомы и затору не быть», они поочередно вместе с фуражными обозами отправлялись в поход.

Как ни стереглись, литовская разведка дозналась о московской выправе и доложила гетману Николаю Радзивиллу. Тот спешно собрал войско и из Менска двинулся на подмогу Полоцку.

Однако первым к городу дошел московский царь. Он долго с поймы Двины осматривал древние стены, что-то неслышно шептал сам себе, а затем спрятался в шатре, позвал к себе Висковатого и приказал тому писать Макарию письмо, в котором уверял митрополита, что войну начинает «токмо ради бдения о святыхъ храмехъ да иконахъ священныхъ, иже безбожная Литва поклонение святымъ иконамъ отвергше, пощипаше ихъ да многая ругания учинише, а церкви православные разориша, веру христьянскую оставльше и лютеранство восприаша…»

Царские полководцы намеревались начать наступление с Задвинья — по льду, с той стороны, где Окольный город не имел оборонительных стен. Там разместились Передовой, Царский полки и полк Правой руки. Однако лед на Двине начал таять и трещать, и полки перешли в междуречье к опустевшему монастырю святого Георгия. От берегов Полоты московиты вынуждены были наступать уже на полоцкие укрепления.

И христианский город с древней Софией над Двиной, константинопольской сестрой, захлебнулся в огне и дыму. Дневные осады нападавших перемежались с ночными вылазками защитников. Потекла по заснеженным берегам на лед неукротимая кровь, а по высокому замку почти непрестанно лупили стенобитные пушки.

И выгорел Острог с посадами, и на крыльях дыма с привкусом человечины ворвались в город стрельцы, вкатили пушки поближе к замковым стенам — и обвалили их.

После седьмого приступа полоцкий воевода с епископом вышли к царскому войску просить милости.

— Сдавайтесь, пожалую вам свободу да имущество, — обещал обессилившим воинам Иван, а когда вошел в замок, приказал казнить всех, крестьян от Дисны до Дрисы полонил и бесконечными человеческими клиньями наказал гнать в Московию — в снег и мороз. Туда же санными обозами повезли и городскую казну, и сундуки купцов да зажиточной знати. А их прежних владельцев еще несколько дней секли сабли царских татар, топили подо льдом Двины и Воловьего озера.

И не было спасения ни иудею, ни католику, ни монаху-бернардинцу, никому, кто не покорился да не принял веру и волю московскую.

В первое победное утро Иван со своей свитой присутствовал на богослужении в Спасовом монастыре. Затем долго ходил по почерневшему от сажи и дыма снегу, косолапо кривя ноги, отчего носы сапог его, хоть и закрученные вверх, были стертыми и грязными.

Успокоившись прогулкой, Иван призвал к себе полоцкого епископа и, словно между прочим, спросил:

— А где ваша хваленая библиотека?

Священник проявил удивление и начал неуверенно:

— В этом пепле и людей не найти, не то что книги...

Но царь прервал:

— Не хитри, владыка. Мне донесли, что во время осады игумен с монахами книги через подземный ход к Двине перенесли, а затем в лодках сплавили. — Втянув шею, он криво посмотрел на исхудавшего епископа и подобрел: — А я тебе подарок подготовил... — поднял руку и шевельнул пальцем.

Матей бросился к царю, склонил голову и, разворачивая белый бархат, протянул крест.

— Вот, возвращаю на круги своя древнюю реликвию, еще отцом моим Василием спасенную...

— Господь всемогущий! — не удержался священник и упал на колени. — Святая Евфросиния! Спаси и сохрани!

— Ну вот, а вы от меня библиотеку прячете, — довольно вздохнул царь и уже вскочил в седло, но увидел, что епископ с двумя монахами не решаются приблизиться к нему, и остановился: — Что еще?

Епископ осторожно передал крест монаху и стал на колени возле покрытых инеем конских копыт.

— Вставай, владыка, не надо благодарности. Я сегодня добрый, — мягко бросил сверху Иван, а священник поднял на него соленые глаза и выговорил: