Назир Зафаров - Новруз

Сафар-чиканак спрыгнул с осла и наклонился надо мной. Улыбка выдала меня.

— Жив, жив! — закричал он радостно. — Слава богу, жив! А я напугался…

— Тихо! — прошептал я. — Слушай!

— Что слушать? — не понял меня Сафар.

— Песню слушай.

Смущенный, ничего не разобрав толком, Сафар поднял голову и стал смотреть в небо.

— Как ты думаешь, почему эту птицу называют суфитургай? — спросил я.

— Ие знаю, — пожал плечами Сафар.

— Надо было назвать ее не суфитургай, а чулбул-були — соловей степи.

— Наверное, — опять пожал плечами Сафар.

— Хотя нет, — возразил я сам себе. — Пусть в степи живут воробьи, чижи, стрижи разные, а в кишлаке и в городе — жаворонки. Так было бы лучше. Согласен, Сафар?

Друг мой не мог взять в толк, что мне нужно от бедных птиц. Зачем я решил переселить их из одного места в другое? Поэтому он сказал неопределенно:

— Я-то согласен, а вот согласятся ли на это чижи и стрижи…

— Нет, я серьезно говорю, — стал я доказывать другу. — Почему такая чудесная птица должна жить в голой степи? Нет тут ни воды, ни дерева. Петь ведь лучше, не держась за воздух, а сидя на зеленой ветке.

Сафар опустился рядом со мной на траву. Разговор о жаворонке, кажется, заинтересовал его.

— Птиц нельзя переселять, куда захочется. Они все равно прилетят назад, в родное место. Ты видел белых аистов? Всю зиму они живут далеко на юге, а ранней весной возвращаются домой, к своим гнездам.

— В Джизак?

— Ну и в Джизак. На Каландархане у них гнезда.

Я видел белых аистов, сидящих на высоком дереве и минарете, а вот, когда прилетают или улетают, не знал. Должно быть, это происходило ночью, в темноте.

— Аист вьет гнездо все-таки в городе или кишлаке, а не в степи, — продолжал я вести свою мысль о переселении птиц к людям. — И голуби гнездятся около домов. Мог бы жаворонок жить рядом с нами. Проснешься утром, а он поет во дворе, душу радует.

Моя мечта представлялась Сафару нелепой. Он видел мир разумно устроенным и не желал его переделывать в угоду чьей-то прихоти.

— Твою душу он порадует, а свою омрачит, — сказал Сафар. — Жаворонок во дворе и петь-то не станет. Помрет от тоски. В клетке кому жить захочется!

— Перепелка живет, — заметил я. — И даже в темноте поет.

Сафар-чиканак недовольно махнул рукой.

— Разве она поет? Кричит…

Тут с другом нельзя было не согласиться. Перепелка действительно кричала. От тоски, наверное. На волю просилась. Дом-то ее в полях зеленых.

— Да, — вздохнул я. — Жаворонка, пожалуй, в клетку не посадишь. Ему небо надо. Вот такое — синее, синее…

Мы замолчали. Жаворонок должен был снова начать свою песнь. Перед тем, как отправиться в дорогу, хотелось еще раз услышать чудесного певца. Я зажмурил глаза, ожидая первой ноты, высокой, звонкой. Вокруг стояла тишина. Степь тоже затаилась, ждала песню.

Вдруг Сафар сказал:

— Перепелка!

— Какая перепелка?! — озлился я. Друг мой перепутал жаворонка с перепелкой.

— Самая обыкновенная, — объяснял Сафар. — Вон в траве.

Я не поверил. Померещилось, что ли, другу? Откуда здесь перепела? Не место им рядом с жаворонком. Но Сафар-чиканак настаивал:

— Слышишь, слышишь? Кричит!

Действительно где-то далеко в траве прозвучало негромкое: пит-пиль-дык! Пит-пиль-дык!

— Да, перепелка.

— Я ж говорил! — обрадовался Сафар-чиканак. — Их тут много. Крикнет одна, откликнутся остальные. Будем считать. Умеешь различать голоса?

Пот, голоса перепелов я не различал. Если кричали сразу несколько, мог, конечно, уловить разницу, но вот в отдельности они казались мне одинаковыми. Да я и не хотел заниматься бесполезным делом. К чему нам эти перепела? Считать их можно и в городе. По вечерам во дворах раздается их бесконечное: пит-пиль-дык, пит-пиль-дык.

А Сафар-чиканак загорелся. Поднял голову и стал слушать. Никогда я не видел своего друга таким возбужденным. Словно не перепела, а райские птицы должны были выскочить из травы.

Минуты две или три длилось ожидание. И наконец прозвучало ответное пит-пиль-дык. Прозвучало с другой стороны. Первая перепелка обрадованно защелкала языком. Вторая повторила. Началась перекличка.

Как завороженный, Сафар слушал крик перепелов.

— Останемся, — прошептал он.

В его широко открытых глазах был неописуемый восторг.

— Останемся… Останемся…

Я не понимал, что происходит с Сафаром, и спросил удивленно:

— Зачем оставаться?

— Будем ловить перепелов.

Удивление мое возросло.

— А как же янтак?

— Янтак никуда не денется, а перепела улетят.

— Пусть летят. На что они нам?

Сафар посмотрел на меня с таким презрением, будто я произнес несусветную глупость.

— Хорошая перепелка стоит коровы, а то и лошади.

Для меня это было новостью. Наверное, Сафар-чиканак преувеличил стоимость перепелки: маленькая, с кулак, перепелка и большая, выше меня ростом, лошадь! Ну, пусть не лошадь, а корова, и то много. Коровы, кстати, у Сафара-чиканака по было, как не было и у меня. Конечно, надо поймать перепела и вернуться домой с коровой. Это обрадует матушку.

— Как же мы поймаем перепелку? — поинтересовался я. — Ведь у нее крылья, она улетит.

— Поставим силки.

Сафар что-то понимал в ловле птиц. Можно было ему поверить. Но слишком уж легко все получалось. Поставь силки — и получишь корову. Наверное, кроме силков, еще что-то нужно.

Оказывается, Сафар знал, что еще нужно. Он деловито объяснил мне:

— Построим шалаш, будем здесь жить и ловить перепелов. В силки они попадаются обычно ночью.

— Ночью? — напугался я. — Ночью в степи рыскают волки. Они съедят вас до того, как твои перепела попадут в силки.

— Не бойся! — успокоил меня Сафар. — Волки рыскают там, где есть скот. Они нападают на коз и овец.

— И на ослов, — добавил я. — Учуют вашего одноухого и явятся в гости.

— Эх ты, трус! — бросил мне обидное слово Сафар. — Если так боишься волков, приведем сюда Арслана. Он любого серого одолеет.

Арслан, нес моего друга, был действительно крупным и сильным. Он, пожалуй, смог бы справиться с волком. Но, кроме волков, здесь могут оказаться ящерицы, змеи, скорпионы. Встреча с ними тоже малоприятна. Но и об этом подумал мой друг.

— Окружим себя волосяной веревкой и ни одно злое насекомое не переступит ее. Ну, согласен? — потребовал от меня решительного ответа Сафар.

Колебаться было уже нельзя. И так я слишком долго сопротивлялся. В конце концов перепелов мы будем ловить ночью, а днем собирать янтак.

— Согласен.

Твердости в моем ответе Сафар-чиканак не уловил, но это уже не имело значения, главное, решение принято и можно действовать.

Мы снова вскарабкались на одноухого и погнали его назад, в город.

Почему-то Дорога домой всегда короче дороги из дому. Знакомые места напоминают о скорой встрече с близкими, ты их вроде бы уже видишь и невольно прибавляешь шаг. Прибавлял шаг и наш одноухий. Думал ли он о близких, не знаю, но бежал в город куда веселее.