Шамиль Алядин - Теселли

У отвесных скал Кок-Картальских гор, среди могучих дубов и буков, тянущихся по обоим берегам Чатал-Дере, притулилась деревушка Бадемлик. Называется она так потому, что, по преданию, много лет назад целиком утопала в миндальных деревьях. Но однажды, в летнее время, по долине прошел серый снег, отчего погибли все миндальные деревья. Мудрые крестьяне не растерялись, каждый из них посадил во дворе своего дома по два грецких ореха. Орехи выросли высоко и раскинули длинные ветки над Чатал-Дере. А название деревушки осталось прежнее… Бадемлик — Миндальная роща.

Во время весенних ливней по крутым склонам гор с неистовой силой несутся шумные потоки. Чатал-Дере выходит из берегов и становится такой бурной, что опрокидывает валуны, выворачивает пни, ломает и размывает сады, виноградники, крушит прибрежные домики.

Как только ливень утихает, жители маленьких саклей, построенных на возвышенностях, берутся за лопаты и кирки, за топоры и пилы и начинают заново возводить валы на опасных излучинах долины, восстанавливать разрушенные постройки и ограды.

Но проходит какая-нибудь неделя, и над горами снова нависают свинцовые грозовые тучи, и деревушка опять замирает в страхе.

Нелегко взбираться среди непроглядных пропастей на крутые скалы Кок-Картала. Есть лишь два перевала. Один из них называется Тильки Гечди — Лиса прошла: по имени пещеры, прорезывающей на большой высоте скалу. До нее можно добраться лишь по тропкам, проложенным лисицами. Только отважный может, схватившись за выступ узкого входа в пещеру, подтянуться на руках и преодолеть этот отрезок пути, повиснув над пропастью. По-видимому, перевал и получил свое название оттого, что проникнуть в пещеру может человек, проворный как лиса. Другой проход — Эрикма — представляет собой глубокую расщелину. Перед глазами каждого, кто одолевает их, открывается мир диких, расщепленных скал и косматых сосен, упирающихся вершинами в облака.

Деревню Бадемлик населял бедный люд. Почти вся земля ее находилась в руках двух беев. Один из них, Кязим-бей, жил в больших хоромах около Джума-джами [1] Соборная мечеть. . Другой, Джелял Эфенди, владел красивым домом с застекленной верандой, примыкающим к длинному ряду табачных сараев и складов. Дом этот стоял на краю деревни у самого шоссе, рядом с кладбищем.

По рассказам старожилов, Джелял-бей, родом из Искудара, пришел сюда лет двадцать назад с кельмой в руках и через одиннадцать лет разбогател так, что завладел половиной всей деревенской земли. А Кязим-бей был богат наследством, полученным после смерти отца Мамута Эфенди. В обширных садах и на табачных плантациях этих двух беев работала вся деревня.

Были тут и богачи помельче — турок Зекирья с братьями Осман-беем и Юсуф-беем, чье имение находилось на берегу реки, протекающей между Бадемликом и Гавром.

Жители Бадемлика засевали пшеницей и овощами свои клочки земли, выкорчевывали пни, очищая участки от камней и валунов. Полученного урожая едва хватало на три месяца. Но жить-то было надо, и крестьяне, поднявшись чуть свет, захватив с собой ломоть хлеба и головку чеснока, уходили в дремучий лес. Целый день карабкались они по нахмуренным скалам, а поздно вечером возвращались домой, таща по полмешка лесных орехов. Их потом, погрузив на арбы, возили на Мелитопольскую ярмарку, являвшуюся когда-то торговым центром под названием Кызыл-Яр, одолевая крутые горы и извилистые дороги до юга Украины. На вырученные деньги покупали пшеницу, мясо. Кое-как дотягивали до весны, а летом их выручали виноград и фрукты.

Природа словно сжалилась над этими людьми, проводившими жизнь в тяжелом труде, и наделила их крепким телосложением и выносливостью. В Бадемлике жило несколько стариков, которым перевалило за сто десять, сто двадцать лет. Они любили коротать вечера в каве-хане [2] Кофейня. . Усевшись в кружок и облокотясь на подушки, разбросанные на мягких сетах [3] Нары. , потягивали из фильджанов [4] Маленькие фарфоровые чашки. кофе со сливками и вели нескончаемые беседы о боевых днях отцов, участвовавших в сражениях за Гданск.

В каве-хане собирались не только старики, но и молодые джигиты. Одни играли на тулуп-зурне, на скрипке или на бубне, другие танцевали хайтарму, пели песни. Возгласы «Айда… Саг ол!» по вечерам оглашали окрестные скалы. Молодые женщины до полуночи сидели на верандах, слушая музыку и песни и поджидая подгулявших мужей. В месяц рамазана, когда мусульманам перед дневным воздержанием надлежит вкусить пищу, двадцать-тридцать парней в середине ночи взбирались на минарет и хором пели протяжные молитвенные песни. Потом до оглушения стреляли из ружей, чтобы разбудить все окрест…

Жизнь в этой забытой богом и людьми захолустной крымской деревушке всколыхнули те грозные события начала двадцатого века, которые сокрушили основы царской России.

На западной окраине Бадемлика, у самой дороги, ведущей к Кок-Карталу, стоял двухэтажный дом с садом Саледина-ага. Стоял он на возвышенности, и поэтому потоки, низвергающиеся осенью в долину Чатал-Дере, были ему не страшны.

Саледин-ага, очень еще крепкий, в свои пятьдесят лет занимался тем, что рубил в лесу деревья, привозил на санях домой и делал из них арбы, плуги, бороны, вилы, грабли. Он был плотником, и потому одни соседи называли его Дульгером-Саледином [5] Плотник Саледин. , а другие за ярко-рыжие волосы и бороду — Хна-Саледином.

В маленьком саду его, зеленеющем за домом, зрели яблоки, груши, персики, абрикосы, и тут же на грядках поспевали помидоры, перец, морковь, лук, чеснок и фасоль.

Он имел дочь и троих сыновей, а когда-то детей было шестеро, но четыре года назад старший сын, Айдер, отправился ночью в Кара текне [6] Черное корыто. охотиться на волков и домой не вернулся. Второй сын, Теврик, погиб в позапрошлом году. Знойным летним днем Саледина-ага не было дома — он уехал в лес. Теврик, бродя по саду, увидел недалеко от персикового дерева большую змею. Прибежав домой, он схватил отцовскую двустволку, снял предохранители с обоих курков и вернулся в сад. Разыскивая среди лопухов змею, он споткнулся, и ружье разрядилось ему в живот.

Сейчас в доме старшим сыном стал двадцатитрехлетний Фикрет. За ним шли Рустем и единственная дочь Сеяре, а младшим — четырнадцатилетний Мидат.

Хна-Саледин почти всю свою жизнь не выпускал из рук топора, и потому пальцы его были скрючены, ногти обломаны, а огрубевшая кожа на руках тверда как жесть и покрыта трещинами.

И в доме, построенном им собственноручно, и во дворе, где стояли большой сарай и курятник, всегда царил образцовый порядок. Жена Саледина-ага — Тензиле-енге [7] Енге — тетушка. , полная, добродушная женщина, давно уже привыкла к твердому и требовательному характеру мужа, который временами мог быть и сердечным, и великодушным.