Клаус Манн - Петр Ильич Чайковский. Патетическая симфония

Состояние больного не менялось, и после полуночи Назар накрыл стол. Брат Николай широкими, осторожными и слегка птицеобразными жестами пригласил всех присутствующих в столовую. Тихо похрапывающие Лютке и Буксгевден испуганно встрепенулись, поскольку решили, что Петр Ильич Чайковский скончался. Услышав, что речь идет о закусках, они облегченно поднялись со своих мест.

Николай Ильич неуверенно, но с достоинством исполнял роль хозяина. Подали чай, водку, немного ветчины, вареные яйца и соленья. Большая часть гостей ела с изрядным аппетитом. Некоторым, разумеется, кусок в горло не лез. Модеста то и дело душили рыдания, а мрачный и молчаливый Назар наблюдал за жующими с нескрываемым осуждением.

Буксгевден приготовил для Владимира бутерброд с ветчиной и приглушенным голосом уговаривал своего друга его съесть.

— Ты должен заботиться о своем здоровье, Влади! — говорил он. — Съешь хоть половинку бутерброда, прошу тебя! Это твой долг перед дядей. Ты уже совсем жалко выглядишь!

Красивое и нежное лицо Боба действительно за последние дни страшно осунулось, темные глаза запали в глазницах, на тусклой коже проступали капли пота. Все эти дни он не брился, и с отросшей щетиной имел страдальческий и диковатый вид.

— Только ради тебя, — сказал Владимир и взял бутерброд.

В этот момент распахнулись дверь, и на пороге появилась сиделка, которую Петр Ильич называл то Дезире, то Антониной. Она призывно махнула Владимиру Давыдову рукой.

— Пойдемте! Дело идет к концу! Он вас позвал!

На мгновение Владимир застыл, как будто окаменел, потом бегом бросился из комнаты. Бутерброд с ветчиной он швырнул в коридоре.

Когда он вбежал в комнату больного, сиделка уже склонялась над постелью. Она успела его опередить. Племянник нерешительно остановился посреди комнаты, а сиделка выпрямилась и сказала:

— Уже поздно.

Владимир сделал два шага в сторону постели, но так и не решился посмотреть на Петра Ильича. Он отвернулся и, пошатываясь, отошел к стене.

Между тем Модест рухнул у постели брата. Комната была наполнена его пронзительным криком.

— Пьер! Отвечай, Пьер! Ну отвечай же!

В дверном проеме стоял Николай с докторами, за ними толпились слуги и молодые люди, некоторые из которых еще жевали. Надо всеми возвышалась красивая белокурая голова Буксгевдена.

Юный Боб прижался лицом к стене. В этой комнате еще не было обоев, и штукатурка была шершавой и прохладной. Боб вдруг почувствовал, что замерз. Он закашлялся. Тело его начало содрогаться от кашля и рыданий.

Когда же он решится наконец обернуться и посмотреть в строгое, просветленное, воскового цвета лицо своего лучшего, своего любящего друга? Когда же сможет юный Владимир оторваться от этой стены, у которой он хотел бы окаменеть в позе скорбящего юноши? Как будет Владимир жить дальше? Сумеет ли этот худенький, рыдающий юноша оправдать оказанное ему доверие и возложенные на него надежды? Не пошатнется ли он, покидая эту комнату? Не станет ли он беспомощным в отсутствие того обожания, к которому он успел привыкнуть? Не оступится ли он, не падет ли?

Он уже почти падает. Чтобы удержаться на ногах, он прижимается трясущимся телом к прохладному камню и касается его губами, как будто возмещая ту упущенную нежность, которой так долго пренебрегал.

Оставьте меня в покое! ( фр .).

Очень интересно! (англ.).

Метрдотель (фр.).

Дорогой (фр.).

«Так возвышен в своих трудах и так несравненно низок в своих поступках» (нем.).

«О та, кого я мог бы полюбить!» (фр.).

«Я люблю тебя» (фр.).

«Мой маленький Пьер!» ( фр .).

«Посвященное памяти великого артиста».

«Парижский свет».

«Очарование знатной дамы» (фр.)

«В музыке нужно быть космополитом» (фр.).

«Спасибо, дорогой. Это было довольно неплохо» (фр.).

«Повторить!» ( фр .).

«Человек-зверь» (фр.).

«Он трапезничает. Вокруг него тревожной черной тучей кружатся жадные, назойливые мухи. Ни звука, только раздражающее клацканье челюстей. Воздух насыщен удушливым, зловонным, тяжелым животным запахом. Полумрак. Солнечный луч, как будто случайно проникающий в неуютную низкую комнату, выхватывает из темноты то бледную фигуру хозяина, хлебающего суп, то очертания слуги с калмыцкими усами, имеющего глупый и подобострастный вид. Воистину один слабоумный прислуживает другому. Девять часов. Царит угрюмое молчание. Усталые сонные мухи успокаиваются и разлетаются прочь. Там, в окне, над пылающим горизонтом появляется гримасничающая луна, огромная и красная. Он без перерыва ест. Потом с набитым желудком, раскрасневшимся лицом и блуждающим взглядом он встает и выходит…» (фр).

«Уверьте его, что его чрезвычайно высоко ценят. Каждое воскресенье просят оркестр играть отрывки из его балета и часто похвально отзываются о „Пиковой даме“».

«Смерть птички» ( фр .).

Дорогой маэстро (фр.).

Женушка моя.

Мой принц.