Ефим Курганов - Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта
- Название:Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ЭИ «@элита»
- Год:2012
- Город:Екатеринбург
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Ефим Курганов - Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта краткое содержание
Мы привыкли во многом воспринимать партизанскую войну 1812 году по «Войне и миру». Но великий Лев Толстой создал художественно безупречное, но во многом идеализированное представление о дубине народной войны. В реальности всё было не так просто и по-настоящему страшно.
Как в действительности начиналось партизанское движение в 1812 года, читатель сможет узнать из предлагаемой книги. В основе её громкая некогда история подполковника Павла Энгельгардта, создавшего из своих крестьян партизанский отряд, с которым ловил и уничтожал солдат и офицеров «Великой армии». Крестьяне же не хотели воевать и ждали выгод от нового французского начальства. Они донесли в Смоленск оккупационным властям, что барин их вынуждает убивать французов. Энгельгардт был схвачен, предан суду и казнён.
Император Александр I объявил его национальным героем. Памятник на месте казни Энгельгардта, возведённый по личному распоряжению Николая I, после революции был уничтожен. Остались лишь старые открытки и факты, которые не должны быть забыты.
Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
„Так карают богоотступников, изменников отечеству и ослушников начальства! Ведайте, что войско может удалиться на время, но государь, наш православный царь, знает, где зло творится, и при малейшем ослушании или беспорядке мы снова явимся и накажем предателей и безбожников, как наказали разбойника, пред вами лежащего; ему и места нет с православными на кладбище“.
Когда Храповицкий смолк, вышел вперёд один из священников, поднял крест и прокричал:
„Да будет проклят враг Господа нашего и предатель царя и отечества! Да будет проклят!“
После этого в молчании все стали расходиться».
«Около Дорогобужа явился ко мне вечером некто Масленников, Московского гренадерского полка отставной подполковник. Он был в оборванном мужицком кафтане и в лаптях.
Оказалось, что мой партионный майор Храповицкий знал его с самого детства. Ясное дело, вопросы следовали один за другим. Потом Масленников поведал и о приключившемся с ним несчастии.
Рассказал нам сей Масленников, как не успел выехать из своего села до прихода неприятеля по причине случившегося наводнения, как враги ограбили его и как он едва спас последнее своё имущество, испросив у вяземского коменданта (француза, естественно) охранный лист.
Мы полюбопытствовали видеть лист сей, и с изумлением там прочли, что господин Масленников освобождается от всякого постоя и реквизиций в уважение обязанности, добровольно принятой им на себя, продовольствовать находившиеся в Вязьме и проходившие чрез город сей французские войска.
Приметя удивление наше, Масленников, хотя и с замешательством, но поспешил уверить нас, что сии слова поставлены в охранном листе единственно для спасения его от грабительства и что на самом-то деле он никогда и ничем не снабжал войска французские в Вязьме.
Мы замолчали. Сердца наши готовы были поверить, хотя, конечно, нельзя было совсем исключить того обстоятельства, что он мог ухватиться за всякий способ для сохранения своей собственности. Но стало нам как-то неуютно.
Скоро Масленников отправился в село своё, находившееся верстах в трёх от деревни, в коей мы ночевали. Он взял слово с нас, что на следующее утро мы приедем к нему завтракать.
На рассвете изба моя окружилась вдруг просителями — явилось более ста крестьян из окрестных сел. Все они пали к ногам моим с жалобою на отставного подполковника Масленникова.
А один седобородый старик, имевший совсем уже ветхий вид, на правах патриарха произнес целую речь:
„Ты увидишь, кормилец ты наш, ни один „хранц“ (имееется в виду француз) до его него и не дотронулся, он-то с ними как раз и грабил нас и посылал в Вязьму. И разорил всех подчистую. У нас ни синь-пороха не осталось по его милости!“
Я поскакал в село Масленникова, велев всем просителям отправляться за мною, стоять там скрытно за церковью и без моего особого приказания к господскому двору не приближаться.
Село, принадлежавшее Масленникову, напоминало благословенный остров, чудом спасшийся после всеобщего потопления. Село, церковь, господский дом, избы крестьян — всё было в цветущем состоянии.
Понятно, я тут же уверился в справедливости жалобщиков. Опасаясь, дабы после ухода моего страдальцы сами управы не сделали и тем не подали бы почина к мятежу и безначалию, я решился принять на себя подвиг беззаконный, хотя и спасительный.
Меж тем, товарищи мои сели за сытный завтрак. Я же не взял в рот ни крошки, не пригубил не капли, помалкивал и как бы даже не замечал учтивостей хозяина, который видя меня сумрачным и безмолвным, рассыпался ещё более.
Когда завтрак был, наконец, окончен, Масленников показал нам одну горницу, нарочно для оправдания себя им приготовленную. В горнице той все мебели были изломаны, обои нещадно ободраны и пух разбросан по полу. „Вот, — со слезою в голосе сказал Масленников, — вот, что эти злодеи французы наделали!“
Я продолжал молчать, но подал потаенно от хозяина знак вестовому, чтобы звал просителей. Потом довольно сухо простился с Масленниковым и вышел на улицу, стал садиться на коня своего. Тут показалась толпа просителей. Я, делая вид, будто не знаю, кто они, спросил: „Кто такие?“
Просители отвечали мне, что они окрестные крестьяне, и стали жаловаться на Масленникова. Он же начал уверять, что они бунтовщики и изменники, но при этом бледнел и трепетал.
„Глас божий — глас народа!“ — сказал я строго Масленникову и велел казакам разложить его и дать ему двести ударов нагайками.
По окончании экзекуции я спросил просителей, довольны ли они. Тут давешний старик, тот, что речь говорил, начал требовать возвращения похищенного.
Чтобы прервать разом все претензии, весьма законные, кстати, я схватил старика за бороду и сказал сердито: „Врешь! Этого быть не может. Вы что, не понимаете, что всё похищенное давно французами израсходовано. Где ж его взять теперь? Мы все потерпели от нашествия врагов, но что Бог взял, то Бог и даст. Так что ступайте по домам и будьте довольны, что разоритель ваш наказан, да так, как помещиков никогда не наказывали. В общем, чтобы впредь я не слышал от вас ни жалоб, ни шуму. А теперь ступайте!“
После чего вскочил я на своего коня и уехал».
Да, ничего не скажешь — интересно получается: мужиков, мародёрничавших вместе с французами, расстреливали да вешали, а дворянина, пошедшего на измену государю да отечеству, ревностно снабжавшего вражескую армию продовольствием и фуражом и грабившего ради этого своих соотечественников, — его только лишь для острастки отстегали нагайками, и всё, более никакого наказания.
Впрочем, тогда это, как видно, находили вполне естественным, ведь сам Давыдов ничего зазорного в рассказанной им истории не находил.
Во всяком случае, дворянина-изменника наказали лишь для виду, дабы пострадавшим не было обидно. И без каких-либо серьёзных последствий для изменника. Таков факт, неприятный, но очевидный.
«Гоня вовсю неприятеля, долетели мы и до Смоленской губернии. Пленных стало у нас немерено, и все были даже не в жалком, а в жалчайшем состоянии.
Прибыли под Вязьму. Пленных взяли до трёх тысяч. И стали мужики тамошние выкупать у казаков пленных, говорили, что для работы в поле. А потом сведали мы, что мужики как только заполучали пленных, тут же лишали их всех жизни. И приняло это потом, господа, такие чудовищные размеры, что кончилось наше терпение.
Надо было что-то делать. И приказал атаман Платов „давать пардон неприятелю“, как он выражался. Дело тут было вовсе не жалости атамана к несчастным пленным, а в том, что мужики мстительные лишали его славы, ибо слава Платова зависела от числа пленных.
В общем, атаман решительно отказался оставлять пленных на попечение мужиков, ибо убивали те их нещадно. Бывало даже — признаюсь, покамест дам нет поблизости, — что по пятьдесят человек заживо закапывали. И Платов, дабы слава его не страдала, стал выделять особые команды для конвоирования тех, кто сдался в плен. И это немного умерило дикие и бессмысленные мужицкие расправы».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: