Ефим Курганов - Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта

«При подходе к селу Спасскому разъездные моей партизанской партии захватили несколько неприятельских солдат, грабивших в окружных селениях. Так как число пойманных было не слишком велико, то я велел сдать их старосте села Спасского, дабы он отвел их в Юхнов, в коем не было вражеских войск.

В то время как арестованных проводили мимо нас, офицеру моему Бекетову показалось, что один из них похож не столько на француза, сколько на коренного русака. Я остановил его и начал беседу.

Он пал на колено и признался, что он бывший Фанагорийского полка гренадер и что уже три года состоит во французской военной службе унтер-офицером. Можете, представить, дамы и господа, крайнее наше изумление и даже ужас.

„Как? — не в силах скрыть охвативший меня трепет, воскликнул я. — Ты — русский и проливаешь кровь своих братьев? И теперь ещё грабишь совместно с врагами нашими родные села?“

„Виноват! — отвечал пленный — Умилосердитесь, помилуйте!“

Я послал гусар собрать в Спасское всех жителей окружных деревень, и старых и младых, и баб, и детей, то бишь всех собрать.

Когда все явились, я рассказал об ужасающем проступке сего изменника, а потом спросил всех, находят ли они виновным его?

Несколько человек сразу же ответили, что виновного надобно засечь до смерти, человек с десять сказали — повесить, некоторые крикнули — расстрелять.

Словом, все до единого ратовали за смертную казнь.

Тут я велел моим ахтырским гусарам подвинуться с ружьями и завязать пленному глаза, что и было тут же проделано.

Гусары по моему приказу выстрелили, и изменник пал мертвым.

Справедливость восторжествовала как будто, но на душе у меня всё равно было муторно. И ещё одолевали меня разного рода сомнения.

Я думал: где же корни, почему вдруг тянет изменять самому святому, что есть у нас всех — Отечеству нашему? И где корни того, когда начинаешь вдруг грабить своих соотечественников?

И никакого ответа не было у меня. И нет до сих пор.

Признаюсь, я совершенно не понимал и не понимаю, как можно изменить Отечеству. Как можно изменить женщине, понимаю вполне, но как предать Отечество — нет. Не постигаю.

Самих же изменников я бешено презирал всегда и люто ненавидел, при этом презирал и ненавидел гораздо более даже, чем прямых врагов земли русской.

После каждого соприкосновения с изменником у меня неизменно оставалось какое-то гадливое чувство, как после встречи с нечистью.

Да, надобно было срочно выпить, дабы забыть о происшедшем. Так я и сделал, но бывшего гренадера Фанагорийского полка до сих пор помню.

Нет, мне вовсе не жаль его.

Я ещё вполне могу понять, что он поступил во французскую службу. Но как же он мог грабить совместно с врагами землю родную? Непостижимо! Это никак не укладывалось у меня в голове и не укладывается до сих пор, признаюсь я вам».

А вот отставной подполковник, владелец сельца Дягилево, Павел Иванович Энгельгардт, увы, так и не был никогда отмщен. Крестьяне-доносчики, крестьяне-изменники, как видно, не понесли никакого наказания. Во всяком случае, нам об этом ничего неизвестно.

Никаких точных сведений о дальнейшей судьбе тех, кто написал доносы на Энгельгардта французским властям, не было и нет. И значит, никакому наказанию они так и не были подвергнуты, в противном случае это непременно отразилось в официальной документации.

И всё же в целом справедливость летом и осенью 1812 года восторжествовала. Но именно что в целом — сию оговорку сделать необходимо. Трагический случай с Энгельгардтом, потрясший государя Александра Павловича, попал в частности. Общая же ситуация была несколько иной, вовсе не такой страшной, как кажется, если судить по одной лишь истории с Энгельгардтом.

Когда партизанские партии двигались вслед за бегущими остатками «Великой армии», то они отлавливали и уничтожали орды захватчиков, едва ли не сплошь превратившихся в мародёров. Вот показательнейшая запись в этом смысле, сделанная Денисом Давыдовым: «Не доходя три версты до большой дороги, нам уже начало попадаться несметное число обозов и куча мародёров. Всех мы били, рубили без малейшего сопротивления. Когда же мы достигли села Рыбково, то попали в совершенный хаос! Фуры, кареты, телеги, конные и пешие солдаты, офицеры, денщики и всякая сволочь, — всё валило толпою. Если бы партия моя была бы вдесятеро сильнее, если бы у каждого казака было бы по десяти рук, то и тогда невозможно было бы захватить в плен десятую часть того, что покрывало большую дорогу».

Всё так. Но вот, что ещё крайне важно. Партизаны ловили и наказывали также и мародёрничавшую часть местного населения. Это было справедливое возмездие. Имели место и расправы партизан с мародёрами абсолютно всех мастей.

Но тут я вынужден сообщить ещё один факт, который по чудовищности своей может показаться странным и даже невероятным.

Можно, конечно, сему факту не верить, но он приведен в солидном мемуарном источнике. С другой же стороны, известно ведь, что мемуары частенько врут, в том числе и вполне как будто солидные.

Итак, один неожиданный дополнительный штришок к теме «Партизаны и мародёрство», без которого, как представляется, не обойтись.

Наполеоновскому маршалу, графу Гувьон Сен-Сиру, между прочим, одолевшему Витгенштейна у Полоцка 7 августа 1812 года (за это сражение он как раз и получил маршала), принадлежат четырёхтомные мемуары «Memoires pour servir à l’histoire militaire».

И в них (а именно — в третьем томе) автор, в частности, приводит реальные примеры того, как русские партизаны нападали не только на обозы неприятеля, но даже и на собственные отступающие войска.

Страшные слова!

Да, партизанских отрядов было тогда множество (в одной Смоленской губернии не менее пяти десятков), и были они разные; может, некоторые из них и напоминали порой разбойничьи шайки — кто знает?!

Я лично об этом судить никоим образом не берусь и не решусь! Но не упомянуть мемуаров наполеоновского маршала Гувьон Сен-Сира и сообщаемых там фактов касательно некоторых особенностей партизанской войны, мне кажется, нельзя.

А возможно, кстати, было и так, что граф Гувьон Сен-Сир принял за партизанский отряд одну из разбойничьих шаек, коих тогда развелось немало. Как же ему было отличить партизан от разбойников — ни те, ни другие ведь форменной одежды не носили!

Так что граф Гувьон Сен-Сир вполне мог и ошибиться, не разглядеть, кто есть кто.

А вот что совершенно очевидно для меня в связи с темой «Партизаны и мародёры».

На абсолютной этической высоте находились в 1812 году (в первый, добородинский период военной компании) отряд четырёх братьев Лесли, по сути — самых первых ополченцев той войны, и летучий корпус, который возглавлял генерал-адъютант, барон Винценгероде и два его заместителя — полковник Александр Бенкендорф, именно за партизанские заслуги свои и произведённый в генерал-майоры, и ротмистр Сергей Волконский, также потом ставший генерал-майором.