Гюстав Флобер - Зороастр

Царица чуть улыбнулась.

— Утром я встретила Зороастра. Как он похорошел с тех пор, как я видела его в последний раз!

Царица зорко наблюдала за Негуштой, приняв, в то же время, равнодушный вид. Ей показалось, что тени, окружавшие глаза царевны, чуть-чуть потемнели при упоминании о воине.

Но Негушта ответила довольно спокойно:

— Он был для нас превосходным провожатым. Мне хотелось бы видеть его сегодня, чтоб поблагодарить его.

— К чему повторять мужчинам, что мы благодарны им за то, что они для нас делают? — возразила царица. — Я полагаю, что в страже великого царя нет ни одного вельможи, который не отдал бы правой руки за разрешение заботиться о тебе целый месяц, хотя бы ты даже не удостоила заметить его присутствия.

Негушта улыбнулась.

— Ты слишком превозносишь меня, — сказала она, — но, вероятно, мужчины потому и считают нас такими неблагодарными, что большинство женщин думает так, как ты. Ты судишь, конечно, с точки зрения царицы.

— Как ты, наверное, радуешься, что покинула, наконец, эту ужасную крепость! Мой отец ездил туда каждое лето. Я ненавидела эту пустынную местность, ее унылые горы и бесконечные сады, не представлявшие ни малейшего разнообразия. Ты должна быть очень довольна, что приехала сюда!

— Это правда, — отвечала Негушта. — Я всегда мечтала о Сузах. Я люблю этот великий город, люблю здешний народ и двор. Порой мне думалось, что я умру со скуки в Экбатане. Зимы были совсем невыносимы!

— Ты должна полюбить и нас, — нежно сказала Атосса. — Великий царь благоволит к твоему роду и, конечно, сделает все, что может, для твоей страны. Кроме того, один из твоих родственников вскоре приедет сюда нарочно для того, чтоб иметь совещание с царем о дальнейшем обновлении города Иерусалима и его храма.

— Зоровавель? — поспешно спросила Негушта. — О, если б ему удалось убедить великого царя сделать что-нибудь для нашего народа! Твой отец столько бы сделал для нас, если б был жив!

— Великий царь сделает, без сомнения, все, что в его власти, — сказала царица, но рассеянный взгляд ее показывал, что мысли ее уже отвлеклись от этого предмета. — Твой друг, Зороастр, мог бы, если б только захотел, оказать большие услуги твоему народу.

— О, если бы он был еврей!

— А разве он не еврей? Я всегда думала, что он тайно принял еврейскую веру. Это казалось так естественно при его любви к науке и его воззрениях.

— Нет, — возразила Негушта, — он не нашей веры и никогда не примет ее. Но, в конце концов, пожалуй, вовсе не так важно, во что верует человек, если он так добродетелен, как Зороастр.

— Я никогда не могла понять важности религии, — сказала царица, проводя своею белою рукой по пурпуру плаща и с нежностью рассматривая ее тонкие очертания. — Что касается меня лично, я люблю жертвоприношения, песнопения и музыку. Я люблю смотреть, как жрецы в своих белых одеждах подходят по двое к жертвеннику, как они силятся держать кверху голову тельца, чтоб глаза его видели солнце, и как алая кровь струится чудным фонтаном. Случалось ли тебе присутствовать при торжественном жертвоприношении?

— О, да, я помню, когда я была совсем маленькою девочкой, когда Камбиз… я хочу сказать… когда царь вступил на престол… это было великолепно!

Негушта вдруг подумала, что воспоминания о прошлом могут быть тягостны для царицы. Но на лице Атоссы не было и признаков неудовольствия. Наоборот, она улыбалась еще ласковее прежнего, хотя постаралась придать своему голосу печаль.

— Не бойся огорчить меня упоминанием об этих временах, дорогая царевна. Я могу говорить о них совсем спокойно. Да, да, я тоже помню этот великий день, помню яркое солнце, лившее свои лучи на торжественное шествие, помню запряженные четверкам коней колесницы, посвященные солнцу, и белоснежного коня, заколотого на ступенях храма. Как я плакала об этом бедном животном! Мне казалось, что так жестоко приносить в жертву коня! Даже несколько черных невольников или пара скифов были бы более естественным приношением.

— Я помню, — сказала Негушта, немного успокоенная тоном царицы. — Конечно, я видала время от времени процессии и в Экбатане; но Даниил не пускал меня в храм. Говорят, что Экбатана очень изменилась с тех пор, как великий царь перестал проводить там лето. Это очень тихий город, предоставленный в распоряжение барышников и хлеботорговцев, и, кроме того, в Экбатану свозят всю соленую рыбу с Гирканского моря, так что некоторые улицы издают отвратительный запах.

Атосса засмеялась при этом описании, скорее из вежливости, чем потому, что оно действительно показалось ей забавным.

— В мое время, — ответила она, — конная площадь находилась на лугу у дороги к Загрошу, а продавцы рыбы допускались к городу не ближе, как на расстоянии целого фарсанга. У царя было слишком чувствительное обоняние. Но все изменилось, и здесь, и всюду. У нас было несколько переворотов… религиозных переворотов, разумеется.

Негушта делала вид, что внимательно слушает рассказ царицы, но в душе она мечтала о свидании с Зороастром и устала занимать свою царственную гостью. Чтобы чем-нибудь развлечься, она хлопнула в ладоши и приказала невольницам, явившимся на зов, принести сластей и шербету из замороженного фруктового сока.

— Любишь ты охоту? — спросила Атосса, взяв кончиками пальцев кусочек фиговой пастилы.

— Мне никогда не позволяли принимать участие в охоте, — ответила Негушта. — Притом же, это должно быть очень утомительно.

— Я страстно люблю ее… Эта фиговая пастила не так хороша, как прежде бывала, у нас новый пирожник. Дарий нашел, что религиозные убеждения прежнего пирожника были связаны с необходимостью говорить неправду — и вот результат этого! Мы в самом деле пали очень низко, если не можем даже есть сластей, приготовленных магом!.. Я страстно люблю охоту, но отсюда так далеко до пустыни, и львы редко попадаются. Притом же, мужчины, годные для охоты на львов, обыкновенно заняты охотой на себе подобных.

— А великий царь охотится? — спросила Негушта, медленно отхлебывая шербет из малахитового кубка.

— Он весь свой досуг отдает охоте. Он ни о чем другом не станет говорить с тобой.

— О, — перебила Негушта с видом совершенной невинности, — великий царь вряд ли удостоит меня своею беседой!

Атосса с любопытством взглянула на смуглолицую царевну. Ей ничего не было известно о том, что произошло в прошлую ночь; она слышала только, что царь видел Негушту несколько минут, но она достаточно знала его характер, чтобы подумать, что его свободное и, как ей казалось, лишенное достоинства обращение могло поразить Негушту даже во время этого краткого свидания. Мысль, что царевна уже начинает обманывать ее, мелькнула, как молния в ее голове. Она улыбнулась еще нежнее, с легким оттенком грусти, придававшим ей необыкновенное очарование.