Иван Супек - Еретик

Этим предостережением великий дипломат закончу разговор, покинув растерянного инквизитора перед новой засадой, – многие ждали момента, пока упорхнет Контарини.

– К позору всей католической Европы, – повторил кардинал Оттавио Бандини, в которого были нацелены стрелы лукавого посланника. – Проклятые лицемеры, – ворчал суровый римлянин вслед вылощенному кавалеру и, не мешкая, изложил Скалье свои суждения.

– Марка Антония подкупил в Сене венецианский дож. Когда папа Климент Восьмой назначил его епископом, в том же тысяча шестисотом году, вскоре после того, как в Риме сожгли безбожника Джордано Бруно, Падуанский университет провозгласил его доктором теологии. И сей вновь испеченный доктор начал мгновенно проповедовать против догматики Римской коллегии, а чуть погодя мы увидели его возле Паоло Сарни, в рядах защитников проклятой господом венецианской конституции. Пусть эта линия его движения не ускользнет от тебя, монсеньор, при расследовании ереси!

– Дух Доминиса, как и Галилеев, – вступил в беседу высокочтимый ректор Римской коллегии, – был изуродован физикой. Наблюдения за явлениями природы через линзы и опыты с приборами лишают мир его онтологической глубины и божественной предопределенности. Фатально будет для церкви, если некто на вершине ее станет и в дальнейшем оказывать покровительство наукам. И вообще бдительность теологов ослабевает. Курия слишком занята текущими делами и потому нередко упускает должную теологическую перспективу. Необходимо, чтобы во главе церкви бок о бок с мужами-практиками стояли и философы-теологи, хотя бы наиболее компетентные из них, каким был мои блаженной памяти предшественник монсеньор Беллармин.

Он навязчиво предлагал себя, бесконечно раздосадованный тем, что его услуг не принимали. Коль скоро святой престол опирается на Писание, кому же защищать его, как не им, сыпавшим из рукава цитатами? Однако глава Священной канцелярии пренебрежительно отмахнулся в ответ на претензии коллеги и многозначительно шепнул хранившему безмолвие кардиналу Скалье:

– Рим в опасности, высокопреосвященный. На апостолическом престоле нет более незыблемого хранителя двустороннего меча, каким был папа Павел Пятый, равно как и нет канонизатора непорочного зачатия девы Марии – папы Григория Пятнадцатого.

И этот тоже выражал недовольство избранием Барберини, подобно многим другим кардиналам, которые склонялись к иезуитам и предсказывали папе Урбану VIII недолгое правление.

– В неясной ситуации, – продолжал Оттавио Бандини, – мы должны объединиться вокруг сильной личности·, гаранта преемственности.

– Генерал Муций! – благоговейно воскликнул ректор иезуитского университета. – Он – наша надежда.

Так и подобным образом наставляя Скалью на путь истинный, они привели его в Главный зал, где в ослепительном ореоле своей светской и духовной власти восседал папа Урбан VIII. Тонкий ценитель искусств, он собрал здесь шедевры из многих ватиканских ризниц, начиная от больших живописных полотен до миниатюрных изделий папских ювелиров; наподобие небесного свода раскрывался над головами пестрой толпы потолок, мраморные полы были устланы изумительной красоты коврами с изысканным рисунком и изображениями экзотических животных. Перед главой церкви, одетым в искусно вытканную золотом мантию, с тиарой на голове, собрались представители австрийского габсбургского дома, не без ехидства комментировавшие события, которые имели место на многочисленных полях религиозных сражений, простиравшихся от Чехии до Канала и дальше до самой Балтики. Полководец императора Валленштейн изгнал из Богемии «узурпатора», главу протестантской унии курфюрста Фридриха V, однако Фердинанду II не хватило денег, чтобы окончательно расправиться с непокорными городами лютеран, тем более что в распрю вмешался шведский король. И пока апостолическое войско противостоит атакам протестантов, очищая Европу от ереси, многие католические государи держатся в стороне, а некоторые тайком или даже вовсе не таясь помогают и поддерживают противников римского престола, о чем наверняка известно Его святейшеству. Маффео Барберини молча слушал щеголей, что бренчали перед ним позолоченными шпагами, призывая к крестовому походу, слушал, не перебивая, поглаживая правой рукой острую французскую бородку. Его полное иронии молчание давало возможность главе Священной канцелярии вовсю бахвалиться процессом, начатым против вероотступника – сплитского архиепископа, который в своих писаниях утверждал, будто Ян Гус осужден неправедно; это должно было понравиться Габсбургам, насмерть воюющим с чешскими гуситами. И вообще сей еретик-архиепископ проповедовал, будто протестанты, которых апостолические рыцари вешают и сжигают, столь же добрые христиане… ого, смотри-ка! Однако расчеты Оттавио Бандини не оправдались, препоясанным мечами и шпагами кавалерам, присягнувшим на Писании, в глубине души вовсе не было дела ни до Писания, ни до дискуссий с еретиками – их заботили кошельки с золотом и возможность легкой поживы.

А между тем сей учтивый испанец, сеньор дон Диего Сармиенто де Акунья, граф ди Гондомар, [17]как наполовину по-испански, наполовину по-итальянски представили его Скалье, член Королевского совета Филиппа II, посол при дворе Иакова Стюарта и бог знает еще что, благоговейно подхватил кардинала под руку. Граф был слишком любезен и уверен в себе, и у кардинала не нашлось сил противостоять ему с должным упорством, а кроме того, Скалья подумал, что испанец мог бы помочь разобраться в делах Доминиса, поэтому не без смущения прервал он светскую болтовню дипломата:

– Будучи посланником в Лондоне, ваша милость наверняка был знаком с архиепископом Сплитским в бытность его виндзорским деканом, не так ли?

– Я… – Гондомар удивленно поднял брови и иронически засмеялся. – Разумеется!

– Каков же он был тогда?

– Опасен.

– Опасен?

– Притом весьма! И здесь, в Ватикане, он мог стать таким же после перемен на папском престоле. Переворот французов в конклаве [18]в критический момент войны за веру!

– Я начинаю понимать…

– Де Доминис был подходящей фигурой для переговоров между ревнителями соглашения как на стороне католиков, так и на стороне протестантов.

– Поэтому вам, приверженцам Габсбургов и иезуитов, хотелось поскорее от него избавиться?

– Представьте себе, монсеньор, нейтральную полосу между Мадридом и Веной, от Канала до Венеции, а Рим – под властью профранцузского папы!

– Папа Урбан Восьмой выступает строгим блюстителем римского единства…

– Он вынужден это делать! Впрочем, одному господу богу ведомо, чего он хочет добиться этим процессом… Мы целиком полагаемся на вас, монсеньор. Генерал ордена иезуитов особенно вас рекомендовал. И до моих ушей дошел слух об ожидающихся весьма добрых переменах, желаю вам удачи! В конце концов, ваш еретик воплотил в себе столько всего, что с его помощью можно зажечь сотню костров!