Павел Шестаков - Омут

За двумя столиками сидели сотрудники. По виду они очень напоминали компанию фланирующих молодых бездельников. Отдельно расположились инкассаторы, настоящие, — обстоятельные немолодые люди, повидавшие всякое. Они пили пиво. У их каюты демонстративно стоял красноармеец с винтовкой, молодой парень в буденновском шлеме. Все занимали предусмотренные места с учетом того, какую позицию предпочтут бандиты. Палубные пассажиры в буфет не заглядывали. Они закусывали на свежем воздухе. Один только, с арбузом под мышкой, появился в дверях, огляделся, но входить раздумал и вышел.

Шумов присел к столику. Ребята смотрели с недоумением.

— Все в порядке. Они появятся на ближайшей пристани.

И налил в стакан холодного лимонада.

Но на ближайшей они не сели.

Оставалась последняя.

Время тянулось медленно. Ритмично, безмятежно шлепали плицы по почти замершей поверхности зеленоватого мелководного моря. В мареве неуловимо уходили выгоревшие серо-желтые низкие берега. Но вот пароход начал заворачивать вдоль полосы бакенов, обозначавших фарватер.

На мостике, куда поднялся Шумов, капитан обозревал в бинокль приближающуюся станицу и пристань, грубо отсыпанный мол с деревянным причалом.

— Вот, я думаю, они, — сказал он Шумову и протянул бинокль через плечо.

Бинокль оказался очень сильным. Люди на молу резко приблизились, стали отчетливо видны лица. Шумов вгляделся и узнал характерные черты хорошо знакомого ему по описаниям Бессмертного.

— Они.

Пристань, казалось, заспешила навстречу.

— Действовать, как условились, — напомнил Шумов капитану. — Если не удастся взять без выстрела, сразу ложитесь.

— Как? — Капитан обернулся.

— При стрельбе ложитесь. Кто где окажется в этот момент, сразу ложится на палубу.

Старик недоуменно изогнул седую бровь:

— И я?

— Вы в первую очередь. Кто же без вас поведет пароход в открытом море?

Капитан провел ладонью по борту кителя, как бы заранее сожалея, что придется его испачкать.

На самом деле он думал совсем не о кителе.

А Шумову просто не пришло в голову, что капитаны и адмиралы привыкли умирать стоя, как Нельсон, сраженный пулей французского стрелка при Трафальгаре, как Нахимов, не кланявшийся ядрам. Шумов не подумал об этом. Его внимание отвлек человек, совсем не похожий на знаменитых адмиралов, тот самый палубный пассажир с арбузом, что заглядывал не так давно в буфет.

Этот незначительной наружности человек с самого начала рейса жевал что-то из домашней снеди, с которой расположился на палубе, и прикладывался к бутыли, вынимая сделанную из кукурузного початка пробку. Теперь он стоял у борта со своим арбузом и ножом, которым собирался разрезать арбуз, но не спешил, а примерялся только, с пьяной неловкостью тыча ножом в полосатую кожуру.

Не отрывая глаз от бинокля, Шумов провел им по судну; пьяный оказался рядом, и Шумов увидел, что лицо у него совсем не пьяное и смотрит он не на арбуз, а на мол. А там Бессмертный и его люди — это было отчетливо заметно при сильном увеличении — тоже явно заинтересованно следят не за мостиком или носом совершающего маневр судна, а именно за бортовой его частью.

И тут человек у борта сделал неловкое будто бы движение, и арбуз полетел в воду, так и не разрезанный. Едва он коснулся поверхности воды, группа на молу как по команде двинулась к причалу.

Новые пассажиры небрежно уселись в буфете. Занять им пришлось места у стены. Между ними и стойкой сидели «фланеры». Обе компании внешне спокойно потягивали прохладительные напитки. Инкассаторы покинули буфет еще на подходе к пристани.

Солнце едва перешло за горизонт, и за пароходом потянулась узенькая пока тень, только высокая труба выделялась — она бежала сбоку, будто срезая верхушки волн. Появился ветерок, и стало покачивать.

Шумов осмотрелся.

Время действовать пришло.

И тут поднялся Бессмертный. Он сказал что-то своим и вышел. Следом пошел один из «молодых людей», красивый лицом парень по фамилии Климов, но сразу вернулся.

— В туалете, — сказал негромко Шумову.

— Стереги его. Мы тут справимся. Буфетчик! — крикнул Шумов.

Тот вышел из-за стойки.

— Что прикажете?

— Получи. Мы уходим.

Расплачиваясь, Шумов стоял посреди салона, а товарищи его выходили по одному из-за столиков, но задерживались в дверях, будто дожидаясь приятеля.

— Одну, секунду! Сейчас дам сдачу, — сказал буфетчик и, как и было условлено, нырнул в служебное помещение.

И тут же за стойкой изнутри распахнулись ставеньки, и возник ствол ручного пулемета.

— Руки вверх! — крикнул Шумов, выхватывая два пистолета.

Секунду длилась немая сцена.

Бандиты не поднимали рук. Их сковал шок.

Что-то должно было немедленно произойти — или безмолвная капитуляция, или грохот пулеметной очереди. Но произошло совсем другое…

Уже второй день маявшийся животом Бессмертный — накануне он переел жирной свинины — услыхал в туалете хорошо знакомые слова. Нет, он не выскочил пулей, он глянул в щель жалюзи, через которую можно было смотреть в коридор, но нельзя было заглянуть из коридора, и, увидев Климова, послал пулю сквозь дверь.

Красивый Климов качнулся и упал мертвым.

Услыхав выстрел, Шумов невольно сделал шаг назад, чтобы понять, увидеть, что происходит, и в тот же момент Сажень, зацепив ногой ножку столика, скомандовал:

— Ложись, братва!

И опрокинул тяжелый стол, прикрывая им падающих бандитов.

Конечно, этот маневр мог дать им лишь несколько секунд.

— Огонь! — махнул рукой Шумов пулеметчику.

Первая очередь прошла чуть выше стола, за которым лежали бандиты, а взять ниже пулеметчик не успел…

Перепрыгивая через ступеньки, Бессмертный бросился на верхнюю палубу, которая была одновременно крышей буфета. Сюда, на крышу, выходил люк, расположенный над кухней. В эту жаркую погоду он был открыт. Может быть, Бессмертный и не обратил бы на люк внимания, но тут под ногами у него громыхнула пулеметная очередь. Бессмертный глянул под крышку, закрепленную на длинном крючке, и увидел внизу пулемет, направленный из кухни в салон. Секунды хватило ему, чтобы вырвать кольцо и швырнуть в люк гранату, с которой он никогда не расставался.

Не видя заблокированных в салоне бандитов и не понимая, что происходит, он яростно заорал вниз:

— Бейте их!..

Когда, капитан услыхал первый выстрел, он вышел из каюты в рубку. Бледный под загорелой кожей рулевой стоял у штурвала.

— Ложись, — приказал капитан.

Рулевой колебался.

— Приказываю: ложись.

Матрос подчинился, и капитан сам стал к штурвалу.

В это время Шумов, поднявшись внутренним входом, вбежал в каюту.

Между ним и метавшимся по крыше салона Бессмертным почти неподвижно возвышалась в рубке сухопарая фигура капитана.