Роберт де Ропп - Если я забуду тебя…

Не будет ничего плохого, если я кратко опишу внешность Веспасиана и его сына Тита, которым было суждено поднять из грязи венец Цезарей, брошенный туда Нероном и подобными ему, и которые восстановили блеск империи, существовавший при Августе. Веспасиан говорил на латинском языке с сильным акцентом, характерным для обасти сабинян. В то время, когда он принял командование в военной компании против евреев, ему было за шестьдесят, он состарился в военных лагерях и сражениях во многих войнах. Лицо его было широким, кожа морщинистой, дубленой, с застывшим на лице выражением человека, тужащегося на горшке, так что кто-нибудь из его друзей мог пошутить, спросив: «Вы всегда облегчаете желудок?». Его внешность больше подходила процветающему крестьянину, а не великому полководцы, его вкусы были самыми простыми, а поведение непритязательно. Он не пытался, как Нерон, заниматься искусством, и когда перед ним появлялись поэты, чтобы прочесть свои стихи, или же ораторы для чтения своих декламаций, он обычно засыпал и так громко храпел, что оратору приходилось кричать, чтобы расслышать собственный голос. Такое поведение не было умышленным и, проснувшись, он смиренно извинялся за свою невежливость, а затем опять засыпал, как только оратор возобновлял свои декламации. Строгий в вопросах дисциплины, когда дело касалось легионов, по природе он был добр, не обладая тем жестким мстительным духом, что проявляли Тиберий, Калигула и Нерон. Его недостатком, если это вообще можно назвать недостатком, была скупость, ему тяжело было расставаться с монетой, попавшей ему в руки. Но учитывая жалкое состояние государственных финансов, доставшееся в наследство после всех выходок Нерона, его скупость была скорее достоинством, чем пороком. Для человека его возраста его физическая выносливость была поразительна и вызывала всеобщее восхищение, ведь он превосходил своих солдат и в марше, и в верховой езде, весело перенеся трудности, которые казались им почти непереносимыми.

О сыне Веспасиана Тите невозможно говорить без восторга, потому что это был тот человек, которого сама природа предназначила для важной роли на сцене жизни. К тому времени, когда он прибыл в Кесарию с легионами из Александрии, ему было тридцать лет — красивый, хорошо сложенный мужчина, двигающейся с удивительной грацией и достоинством, как человек, хорошо осознающий свою власть, но слишком скромный, чтобы ее подчеркивать. Хотя он был невысок, он был необычайно силен и прекрасно владел всеми видами вооружений, был замечательным наездником. Его память была поразительной. Он имел способности почти во всех искусствах, с равной готовностью произнося речи и сочиняя стихи по латыни и по гречески. Он обладал также удивительной способностью имитировать почерки, что давало ему возможность часто шутливо говорить, что если он потерпит неудачу во всем остальном, он всегда сможет заработать на жизнь подделками. По своим склонностям он был милосерден до того, что это превращалось в недостаток, так как во время осады Иерусалима он не один раз ставил под угрозу собственные войска, стараясь избежать разрушения города. Однако, надо признать, что у него была слабость к разгульному образу жизни в те периоды, когда он не был занят серьезными делами. Его пиры длились до рассвета, и он развлекался не только с девушками, но и с евнухами, которых у него было очень много. Его страсть к царице Беренике, сестре Агриппы, была хорошо известна, но человек вряд ли бы был человеком, если бы не обладая парочкой слабостей.

Незадолго до того, как должна была быть проведена большая атака, Веспасиан вновь вызвал меня во дворец прокураторов. Я нашел его сидящим в небольшой комнате вместе с Титом, обсуждающим стратегию предстоящей кампании. По отцовски взяв меня за руку, Веспасиан со следующими словами подвел меня к сыну:

— Это молодой ветеран войны в Иудее, который видел, как сикарии убили его отца, а зелоты — брата. Он знает Иерусалим и многие его секреты. Он сын моего старого друга Флавия Кимбера, с которым я мальчишкой играл на улицах Реаты. Тит, я поручаю его твоим заботам, в качестве члена твоего личного штаба, так как он говорит по-еврейски, а в войне чем лучше ты понимаешь противника, тем больше твои шансы на победу.

Так судьба улыбнулась мне, приблизив к Титу, на чьи плечи позднее легло все ведение войны. В то время он командовал Пятым легионом, и я не знал ни одного римского полководца, который командовал бы своими войсками более доблестно. Существует много полководцев вроде Цестия Галла, которые предпочитают вести военные кампании в удобных палатках, не сталкиваясь с риском и опасностями на полях войны. Тит был не таким. Он отбирал и обучал отряд кавалерии и лучников, которые составляли ударную силу его легионов. С этим отрядом он врывался в сражение, используя своих хорошо обученных кавалеристов для поддержки тех частей, чьи ряды начинают подаваться назад. Он всегда был в гуще сражения и был открыт для всевозможных опасностей. Я несколько раз видел, как он был полностью окружен врагом, и ему грозила неминуемая гибель. Однако удача сделала его своим любимцем, и хотя он то и дело подвергался опасностям, он ни разу не был ранен. Что касается меня, то членство в личном штате Тита заставило меня приобрести умение как в обращении с оружием, так и в искусстве войны. Особенно я стремился изучать машины, используемые римлянами для взятия укрепленных городов, так как предполагал, что нашей самой сложной задачем будет взятие городских стен, и в этом я не ошибся.

К весне наши войска были полностью обучены и готовы к действию. После этого мы прошли маршем из Сирии в Галилею, которая будучи самой северной тетрархией, должна была быть подчинена первой, чтобы когда Веспасиан пойдет на Иерусалим не получить удар в спину.

Ныне Галилея разделена на верхнюю и нижнюю часть, с севера гранича с Финикией, на юге с Самарией, а на востоке с Иорданом и Геннесаретским озером, которое иначе называют Тивериадским морем. Из всех еврейских земель эта самая плодородная местность, самая разнообразная и самая красивая. Эту землю можно было бы назвать местом самых честолюбивых устремлений природы, потому что столь богато разнообразие ее растительности, что кажется, будто Натура старается превзойти саму себя даже в том, чтобы насильно свести вместе те растения, что обычно не растут рядом. Почва здесь столь плодородна, что на ней разрастаются все виды деревьев, а температура воздуха — столь смешанна, что прекрасно соответствует всем этим видам. Например, грецкий орех, для которого нужен холодный воздух, просто процветает здесь, а рядом финиковые пальмы, которым требуется жаркий воздух, и фиговые деревья, оливы, для которых необходим более умеренный климат. Именно это счастливое состязание многих климатов, словно каждый из них утверждает свои права на эту землю, обеспечивает это плодоносящее разнообразие, превосходящее все ожидания человека, и сохраняет его самым чудесным образом. Виноград и фиги плодоносят здесь десять месяцев в году, да и другие фрукты тоже долго приносят урожай.