Михаил Голденков - Северный пламень

Маневр был рискованным, но все же рассчитан верно: у армии Огильвия и Репнина был постоянный мост через Неман, а у шведов только временный у местечка Орле. А тут в свои права вступил первый весенний месяц сакавик. Грязные, мутные потоки зашумели по оврагам, то очищая землю от прошлогоднего хлама, то унося плодородную почву и губя деревья. Желтые ручьи со всех концов побежали в Неман. Тесно стало старому Неману под ледяным панцирем, треснул лед, и вот уже пошли по реке льдины. Подхваченные быстрым течением огромные глыбы льда, сталкиваясь, переворачиваясь, кроша друг друга, смели и легкий временный мост шведов. Случилось это 23 марта.

— Самое время! — сказал тогда Огильвий, осматривая со стены города, как лед белыми бесформенными плотами движется по темно-серой воде. Как истинный литвин, немецкий фельдмаршал «долго запрягал, но быстро повез». Тут же был дан приказ спешно готовиться к переправе. Предварительно заслали человека к казакам Мазепы, чтобы те как могли отвлекали шведов. Казаки, мало уступавшие численностью шведской армии — их тут собралось до четырнадцати тысяч, — и раньше то и дело тревожили лагерь Карла, ну а нынче, в ночь на 24 число, они безостановочно подскакивали на своих горячих конях к укреплениям шведского войска, стреляли в темноту, вызывали на себя огонь и тут же ретировались, появлялись вновь, вновь убегали и вновь наскакивали… Ну а в это время под покровом ночи московские войска бегом, поддерживая либо неся на себе больных и раненых, перешли на другой берег Немана и начали быстро уходить от города, превратившегося для них в мышеловку. В самом Гродно Огильвий оставил лишь небольшую партию немецких драгун под командованием уроженца Силезии бригадира Максимилиана Генриха Мюлленфельза. Ему был дан строгий приказ разрушить мост, как только Огильвий и Репнин переправятся.

Казаки гетмана Мазепы со своей задачей прекрасно справились — шведы не заметили ухода московского фельдмаршала. И 8 мая четырнадцатитысячная армия Огильвия, состоящая наполовину из больных, едва живых солдат, достигнет-таки Киева. Мало кто догадывался в московской армии, что к чудесному ее спасению приложил руку и сердобольный князь Микола Кмитич. Это его просьбы не причинять городу Гродно и его жителям вреда вынудили Карла не отдавать приказа бомбардировать город.

— Из пушек обстрел вести только при крайней необходимости, — постоянно говорил шведский король своим канонирам. Таким образом, за два месяца блокады стекла окон домов Гродно довольно-таки редко дребезжали от гула канонады и разрыва ядер. Отсутствие интенсивной бомбардировки и уберегло город, и спасло московитскую армию от окончательной гибели.

На пути отхода войска Огильвия и Репнина заблаговременно были построены или починены мосты и переправы, что существенно ускорило продвижение потрепанного воинства, теперь уже подчинявшегося Меньшикову.

Однако чуткое солдатское ухо Карла уловило, что в городе что-то не так.

— Есть подозрение, Ваше величество, что московитов в городе уже нет, — донесли дозорные.

— Седлать коней! — крикнул своим конным каролинцам Карл.

Через два часа после ухода московитов пятьдесят каролинцев вместе с самим Карлом с факелами в руках свободно въехали в город. Подковы их коней загрохотали по гродненским мощеным улицам. От скачущих в черных плащах всадников немецкие драгуны в страхе разбегались либо испуганно жались к стенам домов, подняв высоко руки.

В отличие от казаков Мюлленфельз со своей задачей не справился — он так и не успел, как было приказано, «разрубить мост», так как совершенно не ожидал такой дерзкой атаки Карла. Бригадир тут же сдался, лично протянув шпагу шведскому королю. Но на лице Карла не было удовлетворения победой. Враг ушел, ушел из-под самого его носа.

— Мой король! Мы их быстро догоним! — успокаивал Карла генерал Стенбок, указывая на так и не разрушенный мост через мутные воды весеннего Немана. И наверняка бы догнали, пойди Карл по пятам потрепанной армии. Но шведский Александр Македонский вновь проявил оригинальность: зная от пленных и перебежчиков, что Меньшиков будет пробиваться в Киев, король Карл решил преследовать его, но другой дорогой — через Пинск на Дубно, пытаясь перерезать отходившим частям путь к Киеву… И теперь шведское войско углубилось в полесские топи, преодолевая не только топь дремучих лесов, но и сопротивление малых московских заградительных отрядов.

Достигнув тихого полесского Пинска, армия короля остановилась. Этот город, расположенный в центре края великих болот, разливающихся по весне, как моря, приютившийся лишь на одном берегу реки Пины, зачаровывал Карла своей тишиной и покоем. Построенный в непролазных пущах, город показался шведскому королю краем Земного крута. Время здесь текло неторопливо, куда медленней, чем бежали мысли в темно-рыжей голове неутомимого короля… Шведов немало позабавило, что в этом Богом забытом краю в городе есть коллегиум иезуитов и даже аптека, что в Литве шведам вообще попадались крайне редко, да и то лишь в больших городах, как Гродно и Вильно. Жители Пинска, вновь на удивление людям шведского короля, оказались самых разнообразных конфессий, пусть и с преимуществом православных (их шведы называли греками) и иудеев (жидов). Удивили пинчане и тем, что показались шведам людьми для провинциалов достаточно умными, образованными и предприимчивыми. По разлившимся рекам и болотам ловкие пинские торговцы, как заправские голландцы, лавируя меж островов доплывали по Пине через Неман и Днепр аж до Киева. В Пинске находилась и своя собственная мануфактура «русской шкуры», считающаяся лучшим во всем Княжестве производством кожи. И это учитывая тот факт, что в годы последней войны с Московией город был разрушен и сожжен… Немалый интерес проявляли и пинчане к солдатам Карла, удивляясь, как же шведы забрели так далеко.

— Пройти через наши болота невозможно! — говорили Карлу и его генералам местные. — Как вам это удалось?

Забравшись вместе со Стенбоком и местным ксендзом на колокольню местного костела, Карл, упершись в гранит перил своими достающими почти до локтей желтыми перчатками, оглядывал местность. Его взору открылись бескрайние леса и болота, а прямо внизу, словно игрушечные, просматривались черепичные крыши маленького городка Пинска с его ручейками мощеных улиц и переулков, лежащего в обзоре полностью, словно на ладони огромной лосинной перчатки Карла… Король приставил к глазу подзорную трубу, всматриваясь вдаль, как настоящий капитан дальнего плаванья. И вновь ничего утешительного для себя не увидел. Лишь море верхушек все еще голых деревьев, зелень елей, глянец разлившихся по половодью рек Пины, Припяти и Гарыни да бурые пятна болот, называвшихся некогда Геродотовым морем…