Ярослав Зимин - Корабли надежды

Великий муфтий не успел ответить. Очередной корабль русской эскадры, поравнявшись с дворцом, выпалил всем бортом.

Клубы дыма окутали его до верхушек мачт, но и сквозь грохот салюта слышалось громкое русское «ур-р-а!».

— Вот, Юсуф-ага, как надо учить наших галонджиев. А не так, как наши капитаны. Были бы у меня такие адмиралы, как Ушак-паша, не пошел бы я на союз с неверными. Да и Бонапарт не осмелился бы пойти на Египет.

Не ожидая прохода всей эскадры, Селим ушел во внутренние покои.

Невеселые мысли занимали оставшихся сановников. Дело было в том, что несколькими днями раньше султан приказал адмиралам и капитанам под страхом казни собрать всех галонджиев на корабли, одеть их, обуть и показать Ушак-паше османский флот во всем его могуществе. Султан рассчитывал, что порядок на флоте внушит Ушак-паше почтение к его силе и сделает более покладистым при переговорах о будущей судьбе Ионических островов. Тогда же он послал русскому адмиралу богатые подарки.

А что получилось? Команды полностью собрать не удалось. Парусные учения и стрельбы не получились, как было задумано. Вместо мощи Ушак-паша увидел то, что Селиму III хотелось бы запрятать как можно дальше.

Гневная вспышка султана показала, что оп ничего не забыл п что еще не один из них может поплатиться головой, тем более они знали, что Селим скор на расправу.

Ахмет Атиф-бей и Юсуф Зия-бей с надеждой смотрели на великого муфтия, но тот, всегда и во всем поддерживая султана, был озадачен его выговором, перебирал молча четки и, казалось, ничего не замечал.

Великий муфтий Вели-заде не мог не поддерживать султана во всех его делах. Султан Селим III — не только его любимый племяниик, он еще и падишах — верховный глава светской и духовной власти. А сановники — муфтию это было хорошо известно — больше думали о своих делах, чем о делах управления. Здесь Вели-заде с султаном был полностью согласен. Его беспокоило другое. Ни сам великий муфтий, ни султан ничего не могли поделать с низшим духовенством. Фанатичное, темное, оно не только благословляло резню неверных, но в любой момент могло повернуть гнев подданных султана на самого султана и на него — великого муфтия за союз с русскими, и тогда…

А вообще-то Селим был нрав, когда бросил упрек великому муфтию, — прежде богатые поля зарастали бурьяном, а казна Порты и его собственная казна все более скудели.

От этих мыслей на душе становилось тяжело, закрадывался страх за судьбу страны и за собственную жизнь. А русские корабли, окутываясь через равные промежутки времени клубами порохового дыма, один за другим под всеми парусами скользили по Босфору в Мраморное и далее в Средиземное море, восточная часть которого всегда считалась собственностью Блистательной Порты.

Судно капитана Манопуло «Панагия Дука» при хорошем попутном ветре подходило к заливу Эрдек. Второй день плавания шел к концу. Позади остались Стамбул, Мраморное море с его живописными островами: Кэналы, Бургаз, Хейбели, Буюккада, — которые Манопуло упрямо называл прежними греческими названиями: Проти, Антигона, Халки, Принкипо. По его словам, на острове Халки во время прошлой войны Оттоманской Порты с Россией содержались русские пленные. Умерло их от ран и болезней на этом острове великое множество. Бежать удавалось немногим. И куда убежишь без знания языка, без денег, без провианта. Правда, кто принимал магометанскую веру, тех увозили с острова. Одни становились солдатами и потом погибали в Египте, в Сирии и иных неведомых им краях, другие шли в мастеровые, к рыбакам, на плантации табака. Жизнь их была далеко не сладкой.

Манопуло хорошо знал историю здешних мест. Он и родился где-то поблизости. Правда, место своего рождения он указывал в зависимости от настроения. Захар слыхал их уже с полдюжины.

В разговорах время летело незаметно. Манопуло рассказывал, что на удивительно красивых островах сохранились еще с византийских времен страшные тюрьмы, где совершались и теперь еще совершаются чудовищные преступления. В сырых подземных каменных мешках умирали после изощренных пыток свергнутые императоры и императрицы, неугодные наследники престола, впавшие в немилость сановники, провинившиеся патриархи.

На острове Принкипо в монастыре закончил свои дни император Константин VI, свергнутый и ослепленный по приказу своей матери Ирины. В свою очередь, свергнутая с престола другим своим сыном, Никифором, императрица Ирина была им заключена в этом же монастыре, где вскоре и умерла. Многие турецкие султаны, великие визири и наши также нашли свою могилу на этих островах, имеющих воистину райский вид.

Самым усердным слушателем был Акоп. Он готов был не есть, не спать, только бы Манопуло рассказывал.

С недалекого берега Захар вдруг услыхал удивительно знакомую песню. Слова ее еще не различались, но дружные голоса выводили определенно какой-то русский мотив. Когда бригантина {64} 64 Бригантина — морское парусное двухмачтовое судно с прямыми парусами на передней мачте (фок-мачте) и косыми на задней (грот-мачте). Эти суда широко использовались в XVI–XVIII вв. для перевозки пассажиров и грузов. подошла поближе, увиделась группа рыбаков, сидевших вокруг костра. Они пели задумчиво и отрешенно. Захар вспомнил: эго была песня донских казаков, слышанная им на Воронежских верфях, но с другими, незнакомыми ему словами. На берегу Мраморного моря, за тысячи верст от Дона, какие-то люди пели:

Тут судно зашло за скалистый мыс, и песня пропала.

Захар пристал с расспросами к Манопуло, но тот только недоуменно пожимал плечами. К Захару подошел старый матрос-грек и, как бы извиняясь за шкипера, сказал, что люди эти, вероятно, «Игнат-казаки». Живут они в поселении верстах в тридцати от моря, около озера Майнос. Живут по своим законам, чужих к себе не пускают и сами ни с кем не водятся. Поселились здесь они давно, даже старики не упомнят, когда и откуда они пришли.

Любопытство Захара распалилось. Он слыхал когда-то о беглецах с Дона, но ему говорили, что они приняли магометову веру, живут в запустении, как дикари, разбойничают и нищенствуют, как цыгане.

Как только Манопуло стал на якорь, он приказал спустить лодку. С братьями Лавриными из Белой Холупицы, взятыми в плавание, и с мальчонкой Акопом, ни на шаг от пего не отходившим, Захар поспешил' к тому месту, откуда слышалась загадочная песня.