Режин Дефорж - Черное танго

Они только что проснулись около двух часов пополудни, когда у дверей маленькой квартирки на улице Грегуар-де-Тур раздался звонок.

— Иду, иду! — крикнул Франк, натягивая брюки.

На пороге стояли двое: женщина в ярко-зеленом тюрбане, подчеркивающем цвет ее глаз, и светловолосый молодой человек. Оба — высокие и красивые. Увидев полуодетого Франка, женщина иронически улыбнулась, а тот густо покраснел.

— Здесь живет мадемуазель Лаура Дельмас? — спросила она.

— Здесь, мадам.

— Кто там, Франк? — крикнула Лаура.

Она вышла непричесанная, в измятом шелковом халате, обильно украшенном кружевами. Лаура никогда раньше не встречалась с Сарой Мюльштейн, но тут же узнала ее и почувствовала себя неловко.

— Я подруга Леа. Мне стало известно, что она заболела… Я звонила, но она ни разу не подошла к телефону. Могу я войти?

— Разумеется. Не обращайте внимания на беспорядок — мы поздно легли вчера. Вы — Сара?

— Да, а это мой двоюродный брат Даниэль Зедерман.

— Здравствуйте, месье. Представляю вам моего друга — Франка Бодело.

— Здравствуйте. Леа все еще в Париже?

— Нет, она возвратилась в Монтийяк.

— Я дважды писала ей на ваш адрес. Вы переслали ей мои письма?

— Конечно.

— Но я не получила ответа. Я отсутствовала около месяца. Может быть, она пыталась разыскать меня?

— Не думаю, — неожиданно для себя самой сухо ответила Лаура.

— Но в чем причина?

Лаура нахмурилась, и в разговор вступил Франк.

— Мы не знаем, что произошло между Леа и вами, но именно после вашей встречи с ней Леа заболела. Во время приступов лихорадки она то умоляла вас замолчать, то, плача, пыталась вас утешить. Ее бессвязные речи было страшно слушать. Мы с Лаурой даже подумали, что она лишилась рассудка. Когда ей стало немного легче, позвонили вы. Она снова начала дрожать и плакать и наотрез отказалась говорить с вами. Едва поправившись, она первым же поездом уехала в Бордо.

Франк умолк. Воцарилось неловкое молчание. Даниэль с удивлением смотрел на двоюродную сестру. Ее явное волнение показалось ему чрезмерным для такой женщины, как она, потрясающе умевшей владеть собой. Но Сара быстро взяла себя в руки.

— Как она чувствует себя теперь?

— Очень хорошо. В Монтийяке предстоит многое сделать, и у нее не остается времени на раздумья, — ответила Лаура.

— Рада за нее. Если будете ей писать, передайте, что мне ее недостает. До свидания.

Когда за гостями закрылась дверь, Лаура и Франк долго молчали. Тишину нарушил телефонный звонок. Лаура сняла трубку.

— Алло! Это квартира Лауры Дельмас?

— Да, я у телефона. Кто говорит?

— Здравствуйте, дорогая Лаура! Говорит Франсуа Тавернье. Как поживаете?

— Франсуа!.. Рада вас слышать. Откуда вы звоните?

— Я здесь недалеко, в отеле «Пон-Рояль». Что Леа, все еще в Париже?

— Нет, она в Монтийяке. Только что у меня была одна из ваших хороших знакомых…

— Кто она?..

— Сара Мюльштейн.

— Зачем она приходила?

— Она хотела повидаться с Леа. Но я ей сказала, что сестра не желает ее видеть. Я ведь правильно сделала? Эта женщина пугает меня… Алло! Алло! Вы меня слышите? Алло!

— Да-да, я вас слышу. Я попытаюсь связаться с Леа и навещу вас в один из ближайших дней. До скорого свидания, малышка!

— Но я… Алло!

Франсуа уже повесил трубку. Она с раздражением сделала то же самое.

— Меня злит, что он продолжает обращаться со мной, как с девчонкой!

— Как можно! Ведь ты — старушка! — заметил Франк и, обняв ее за талию, стал кружить по комнате до тех пор, пока от ее дурного настроения не осталось и следа.

Смеясь и тяжело дыша, Лаура упала на кровать.

— Который час?

— Четыре.

— Быстренько выметайся отсюда. У меня мало времени, чтобы привести себя в порядок.

— Куда это ты собралась?

— Пойду к Франсуа Тавернье. Хочу попросить его, чтобы он взял меня с собой в Монтийяк и придумал повод, чтобы мне не сидеть там все лето. Предпочитаю уехать с тобой на юг, в деревню к твоим родителям. Как называется их деревня?

— Сен-Тропез. Но знаешь, там ведь не очень весело. Кроме рыбной ловли и купания, не представляю, чем там еще можно будет заняться.

— Не беспокойся, занятие мы найдем. Но для начала нам нужна машина. Глупейшее положение — бензина у нас хоть залейся, а вот залить его не во что. Как думаешь, удастся Клодине заполучить машину у своего американца?

— Дай подумать… А не поговорить ли тебе об этом с Тавернье? Ты как-то мне рассказывала, что он несколько подозрительно вел себя во время войны…

— Да, но это была всего лишь маскировка. Не забывай, что во время войны он был при генерале де Голле.

— Ну, знаешь ли, сейчас такое время, что всякое бывает…

— Верно. В конце концов, я ничем не рискую, если поговорю с ним об этом. А теперь уходи. Увидимся, как обычно, во «Флоре» около восьми.

— Договорились. Я там буду. Веди себя хорошо!

Франк вовремя увернулся от туфли, которую запустила в него Лаура.

— Ах! Извините, месье! — проговорила Лаура, нечаянно толкнув в вестибюле отеля «Пон-Рояль» изысканно одетого мужчину, шедшего под руку с не менее элегантной молодой женщиной.

— Ничего, мадемуазель.

— Франсуа! Вы меня не узнаете? Я Лаура, сестра Леа.

— Лаура! Малышка Лаура! Дорогая моя, я никогда бы вас не узнал. Вы стали настоящей парижанкой! Шикарна, не правда ли? — сказал он, обратившись к своей спутнице.

— Да, шика много, — проговорила она с насмешливой улыбкой.

— Лаура, мне незачем вас знакомить с мадам Мюльштейн. Вы ведь уже знакомы, как я полагаю?

— Да, — пробормотала девушка, краснея.

— У вас здесь назначена встреча? — спросил Тавернье.

— Нет, я хотела поговорить с вами, но это можно отложить…

— Сара, вы позволите мне отлучиться на несколько минут?

Она молча кивнула в знак согласия.

Франсуа взял Лауру за локоть и повел к дивану.

— Присядем. У меня мало времени. Рассказывайте, что вас привело сюда.

— Да вообще-то ничего… важного.

— И все-таки? Что-то, относящееся к Леа?

— В некотором роде да. Я подумала, что мы с вами могли бы поехать вместе в Монтийяк и… уехать оттуда тоже вместе. Тогда мои тетушки не смогли бы меня задержать.

— Значит, у вас нет желания жить там постоянно?

— Ни малейшего!

Это было сказано так решительно, что он не смог сдержать улыбку.

— Но ведь там такая красота, там дом, в котором прошло ваше детство…

— Это дыра! Мне там было хорошо, пока я была маленькой. А теперь я холодею при мысли похоронить себя там навсегда.

— Однако Леа чувствует себя там хорошо.

— Леа не я. И потом, откуда вам известно, что ей там действительно хорошо? Я лично убеждена в обратном. Ей нигде не бывает хорошо. А с Монтийяком связано слишком много тяжелых воспоминаний. Она занимается повседневными делами, но я-то знаю, что это — одна видимость.