Режин Дефорж - Черное танго

Франсуа весь покрылся потом. Не выпуская из рук автомата, он осторожно повернул ручку двери. Большая плохо освещенная комната, казалось, была пуста… До них донесся смех, затем стоны…

— Посмотрите, — тихо сказал Самюэль.

В углу лежал мужчина со связанными руками и ногами и с кляпом во рту. Он стонал.

— Но ведь это наш давний приятель ван Северен! — воскликнул только что подошедший Ури.

Он вытащил кляп у него изо рта и приложил палец к губам. Тот кивнул в знак согласия.

— Леа там, поторапливайтесь, — сказал он, обращаясь к Тавернье.

— Мерзавец, — сказал Франсуа, ударив его прикладом, — это вы привезли ее сюда.

— Это сейчас не имеет значения, торопитесь, — пробормотал Рик, вытирая разбитый нос. Лицо его было в крови.

Леа снова закричала. Обезумев от страха, Франсуа кинулся в направлении двери, указанной Риком. Леа, обнаженная по пояс, привязанная за запястья к балке и со связанными ногами, раскачивалась из стороны в сторону. У Франсуа вырвался звериный вопль, и он выстрелил в женщину, которая наклонилась за оружием, валявшимся у нее в ногах. Роза Шеффер бросила зажженную сигарету и отбежала за кресло, спинка которого разлетелась на куски. Доктор Лопес упал, задетый Бартелеми. Тот бросился к окну, но автоматная очередь остановила его. Он рухнул посреди комнаты. Через наполовину пробитую решетку в комнату проникли Амос и Сара.

— Где Большая Берта? Не убивайте ее… Это моя добыча!

В комнате прогремели выстрелы, остановив мстителей на какое-то время. Амос перешагнул через труп Бартелеми и вбежал в комнату. В дверях лежал незнакомец с разбитым лицом. Рядом с ним пытался подняться раненный в плечо Самюэль.

— Сколько их? — крикнул Амос, пнув ногой Рика Вандервена.

— Восемь, но мы ждем подкрепления. Развяжите меня, я помогу вам…

— Ты над нами издеваешься, дерьмо.

От ударов фламандец потерял сознание.

Не обращая внимания на Розу Шеффер и Сару, Франсуа отвязывал Леа. Увидев ожоги и синяки на ее груди, он выругался сквозь зубы. Затем бережно положил ее на диван, наполовину скрытый в алькове.

— Любовь моя, прости меня, — пробормотал он, накрывая ее одеялом.

Надо как можно скорее найти воды и оказать ей помощь. Он вышел, не удостоив взглядом Сару и Розу.

— Развяжите меня, я помогу вам, — с трудом выговорил Рик Вандервен.

— Где я могу взять воду и бинты? — спросил Тавернье.

— В буфете около двери. Развяжите меня, я пойду за водой. Как она?

Какое-то мгновение двое мужчин смотрели друг другу в глаза. Франсуа наклонился и кинжалом перерезал веревки, которыми был связан Рик. В их сторону стреляли, и они бросились на пол.

— Прибыло подкрепление, — выдохнул Вандервен, взяв пистолет, протянутый ему Самюэлем.

Они ползком приблизились к входной двери. Перед ними упал какой-то мужчина. Не поднимаясь, Тавернье заслонил его собой. Он несколько раз выстрелил, задев двух человек. Затем на ходу перезарядил свой автомат.

— Проходите здесь! — услышал он крик из-за навеса.

Франсуа пошел в указанном направлении, за ним поспешил Самюэль.

Граната, брошенная Ури, взорвалась. Машина вспыхнула. Из нее выскочили три человека, на ходу сбивая огонь с одежды, и побежали в сторону леса. Один за другим они исчезли из виду. К ним, передвигаясь зигзагами, приближался Амос. Он был уже совсем близко, когда рядом с ним взорвалась граната.

— Амос! — крикнул Ури, бросаясь к нему.

Самюэль прикрыл глаза здоровой рукой. Франсуа беспомощно смотрел, как Ури прижимал к себе искромсанное тело своего друга. Вандервен выстрелил в направлении ветряной установки. Кто-то упал в огонь.

Слышно было только потрескивание углей и плач Ури. Подошли Франсуа Тавернье и Рик Вандервен. Ури поднялся, лицо его было в слезах. Он вскинул автомат и стал надвигаться на фламандца. Тот медленно поднял руки вверх. Раздалась автоматная очередь. Сраженный Рик упал к ногам Франсуа.

Как хищницы, две женщины молча двигались по кругу, не отводя друг от друга глаз. В обеих жила одна и та же ненависть, уничтожившая всякий страх. На них было жутко смотреть: всклокоченные волосы, искаженные лица, на губах пена. У Сары было оружие, у ее соперницы — нет. Слышалось лишь их прерывистое дыхание.

В алькове Леа пришла в сознание. Кажется, только что она видела Франсуа… Нет, это ей приснилось, она была одна… Одна?.. Да нет же. Сара улыбалась, и это было чудовищно. Они сошли с ума… Выпустив автоматную очередь, Сара прострелила своей противнице правую ногу… Зловещая улыбка исчезла… Сара выстрелила в другую ногу. Немка больше не кричала… Лежа на спине, она напоминала искалеченное насекомое…

— Теперь ты в моей власти, — сплюнула Сара.

— Пошла ты… шлюха!

— Как и в Равенсбрюке, это будет длиться долго. Вспомни…

Выстрелами немке оторвало левую кисть, затем правую… Сара смеялась. На ее лице было выражение счастья, и от этого оно снова разгладилось и стало красивым… «Неужели такое возможно?» — думала Леа. Ее словно загипнотизировали. Повсюду была кровь… Сара была вся забрызгана ею… она смеялась… автомат она отбросила в сторону — он больше не был ей нужен. Она достала из кармана платья нож, вынула лезвие, затем, передумав, убрала его… Леа на диване встала на колени, прижав руки к груди… Сара склонилась над изуродованным насекомым… встала на корточки над своей добычей… Окровавленная масса издала вопль… Леа закричала… Сара все смеялась… между пальцами она перекатывала глаз… Леа бросилась прочь… Раздался выстрел.

— Нет… она моя!

Выстрелив Розе Шиффер между глаз, Тавернье прикончил ее.

Послышался голос Самюэля:

— Бог мой!..

Недели, последовавшие за смертью Амоса Даяна и Розы Шеффер, стали для всех сплошным кошмаром. Леа без конца представлялась Сара, размахивающая глазом своей мучительницы, ставшей жертвой… Присутствие Франсуа, поселившегося в отеле «Плаза», немного развеяло ее тоску. Она вновь встречалась с Эрнесто и подолгу гуляла с ним по Буэнос-Айресу. От своего отца он узнал о том, что произошло в усадьбе Кастелли, и старался отвлечь девушку от печальных воспоминаний. Виктория Окампо тоже пыталась это сделать, каждый вечер приглашая ее в кино.

Двадцать пятого мая, в день национального праздника, в театре Колон Леа увидела Эву Перон, блиставшую в ослепительном парчовом платье, в обществе Владимира д'Ормессона и послов Великобритании и Соединенных Штатов.

В июне Виктория Окампо повела ее на концерт Шарля Трене на радиостанции «Эль Мундо». Леа с Трудом сдерживала слезы: ей вспомнился Париж. В том же Месяце в «Политеомо» выступала Жозефина Бейкер. Когда она спела песню «Две любви у меня: моя страна и Париж», Леа расплакалась.

— Мне кажется, тебе пора вернуться домой, — нежно прошептал ей Франсуа.