Режин Дефорж - Смех дьявола

Когда Леа смогла говорить, она рассказала монотонным голосом, не проронив ни слезинки, о смерти Камиллы в бою.

— Что стало с твоим дядей и сыновьями Лефевра?

— Я не знаю. Дядюшка Адриан не вернулся после визита Франсуа Тавернье. Я думала, вы здесь знаете об этом.

— Нет. Твоя тетка Бернадетта получила открытку от Люсьена, и это все. Мы знаем, что твой дядя Люк очень беспокоится за Пьеро, который, кажется, в Париже. После твоего отъезда пришло письмо от Лауры: я позволила себе прочесть его.

— О чем она пишет?

— Ничего существенного: что продовольственное снабжение парижан очень скверное, метро не работает, потому что нет электричества, пригороды почти ежедневно подвергаются бомбардировкам и что немцы все больше и больше нервничают. Твои тетки чувствуют себя хорошо.

— Это все?

— Да. Еще — она ждет тебя в Париже.

— Она не пишет о Франсуазе?

— Нет, но я получила письмо от твоей сестры. В течение трех месяцев она ничего не знает об Отто, который сражается в России.

— Он не вернется.

— Почему ты так говоришь?

— Мы все будем убиты, как Камилла, — ответила Леа, поворачиваясь к стене и натягивая на голову одеяло.

Руфь с грустью посмотрела на любимое существо. Что делать? Она чувствовала себя старой и беспомощной. Потрясенная смертью Камиллы, она не знала, как обезопасить Леа. Здесь она оставаться не могла. Файяр в любой момент мог узнать о ее присутствии и донести. Руфь не знала достаточно надежного места в округе, где можно было бы спрятать Леа, большинство домов ее друзей было под наблюдением.

Видя, что Леа лежит, не шелохнувшись, она решилась выйти из детской, куда девушка попросила поместить ее.

Вечером 15 июля, закрыв, несмотря на удушающую жару, все ставни и окна, Руфь и Леа сидели в кабинете Пьера Дельмаса и слушали по лондонскому радио Жана Оберле, говорившего об убийстве Жоржа Манделя полицией.

— После Филиппа Энрио это второй депутат Жиронды, убитый за несколько дней, — сказала Руфь, кончавшая перешивать из старого платья рубашку для Шарля.

— Тетушка Лиза, должно быть, особенно опечалена смертью Энрио, она так любила его голос.

Царапанье за ставнями заставило их затихнуть.

— Ты слышала?

— Да, выключи приемник.

Леа повиновалась, напрягая слух, сердце ее бешено забилось. Царапанье повторилось.

— Спрячься, я открою окно.

— Кто там? — тихо спросила Руфь.

— Жан Лефевр, — ответил приглушенный голос. — Мы ранены.

— Открой, скорее.

Оранжевое солнце только что скрылось за холмами Верделе, окрасив еще на несколько секунд поле в тот золотисто-розовый цвет, который делал его таким прекрасным перед летними сумерками. В этот момент свет обволакивал молодых людей, покрытых пылью и кровью, создавая нимбы над их головами. Леа, забыв о своей усталости, выпрыгнула в окно, в которое они, ослабевшие, не могли сами забраться. С помощью Руфи она втащила их в дом. Рауль потерял сознание.

— Он потерял много крови… Нужно бы вызвать врача, — промолвил Жан и тоже лишился чувств.

Руфь разразилась рыданиями.

— Не время плакать. Пойди за доктором.

Руфь быстро вытерла глаза.

— Но захочет ли он прийти? Все слишком боятся гестапо.

— Тебе не обязательно говорить, что, они ранены, скажи… я не знаю… что один из них поранился косой или топором!

— Но когда он увидит их?..

— Он же врач. Ясно, что они умрут, если им не помочь.

— Ты права, я иду звонить…

— Телефон работает?

— Да.

— Тогда чего же ты ждешь? Я иду за полотенцами.

В темноте гостиной Леа столкнулась со своей теткой Бернадеттой Бушардо.

— Что случилось? Я слышала шум.

— Раз ты здесь, помоги нам. Это Жан и Рауль, они ранены.

— О! Боже мой! Бедненькие.

— Разыщи полотенца и аптечку. Осторожно, не разбуди Шарля.

В кабинете Жан пришел в себя.

— …да, доктор, поместье Монтийяк, на холме налево… Скорее… — говорила Руфь в трубку.

— Он приедет. Это новый доктор из Лангона.

— Спасибо, Руфь. Как мой брат?

Обе женщины промолчали. Руфь подложила подушку ему под затылок.

Вошла Бернадетта с полотенцами и аптечной шкатулкой. При виде окровавленных молодых людей она зарыдала, как недавно Руфь.

— Прекрати! — крикнула Леа, вырывая полотенца из рук своей тетки. — Принеси мне кипяченой воды.

Приехал доктор Жувенель, он был очень молод, на вид — студент. Взглянув на раненых, он побледнел.

— Почему вы сказали мне, что речь идет о несчастном случае?

— Мы не были уверены, приедете ли вы, скажи мы вам правду, — ответила Леа.

— Мадемуазель, я медик и обязан лечить всех, безразлично — партизан или немцев.

— Здесь речь идет о партизанах, доктор, — мягко сказала Леа.

Не мешкая, он осмотрел Рауля, — все еще не приходящего в сознание.

— Дайте ножницы.

Он разрезал затвердевшие от крови брюки. Три женщины не могли сдержать крика. Вся нижняя часть живота была сплошной раной.

— Несчастный… Я ничего не могу сделать. Его нужно отправить в больницу. Он потерял слишком много крови.

— Это невозможно, доктор, — сказал Жан. — Если гестапо схватит его, он подвергнется пыткам.

— Я не позволю этого.

— Тогда они арестуют вас.

Доктор Жувенель пожал плечами.

— Жан…

— Я здесь, Рауль, ничего не бойся. Мы в безопасности, тебя перевезут в больницу.

— Я слышал… Не стоит хлопотать… Я умру до этого…

— Молчи… Ты говоришь глупости, ты поправишься…

— Леа… Это ты?..

— Да, Рауль.

— Я счастлив…

— Не разговаривайте, — сказал доктор, накладывая повязку.

— Доктор… Это больше не нужно. Вы хорошо это знаете… Леа? Ты здесь?..

— Да.

— Дай мне руку… Доктор, займитесь моим братом.

— Делайте то, что он просит, — сказала Руфь.

Жану одна пуля попала в плечо, другая в ляжку, была сильно повреждена рука.

— Вас тоже необходимо отправить в больницу — у меня нет ничего, чтобы извлечь пули.

— Тем хуже. Только перевяжите меня.

— Вы рискуете получить гангрену.

Леа нежно позвала:

— Рауль!.. Рауль!..

— Не кричи, Леа… Я счастлив… Я умираю около тебя.

— Замолчи!

— Жан, ты здесь?

— Да.

— Тогда все хорошо… Леа, я люблю тебя… Жан тоже… — Так лучше… После войны вы поженитесь… После войны она выйдет за тебя, старина… Она всегда предпочитала тебя. Правда, Леа?

— Да, — пробормотала она, словно загипнотизированная его взглядом.

— Леа…

О, как потяжелела вдруг его голова! Мгновенно ей привиделась смерть Сидони… Как он был прекрасен! Он улыбался… Она нежно прикоснулась губами к еще теплому рту.

Когда Леа поднялась, у нее закружилась голова. Она оперлась на руку доктора.

— Полежите.

Лежа она смотрела на Жана, прижимавшего к себе мертвого брата, слезы текли по его щекам. Бернадетта Бушардо и Руфь тоже плакали. Ее же горе душило без слез.