Режин Дефорж - Смех дьявола

Скрепя сердце она закрыла дверь детской, которая столько раз была приютом для печалей и умеряла ее гнев.

Небо было безоблачно. Полдневное солнце грело сильно, почти так же, как вчера. На винограднике местами виднелись переспелые грозди. Почему Файяр покинул Монтийяк сейчас, когда здесь было так много работы?

— Руфь, я отнесу багаж в домик путейцев у дороги, тогда доктору не надо будет заезжать в поместье.

— Как хочешь. Вот, возьми немного денег на дорогу. Это все, что у меня есть.

— Спасибо, Руфь. А как же ты?

— Деньги нам не нужны. Мы найдем достаточно еды в огороде, и куры продолжают нестись. К тому же твоя тетка в следующем месяце должна получить пенсию. Поторопись, скоро будет готов обед. Надень шляпу, солнце печет.

Леа не хотела противоречить старой женщине и пошла поискать у двери свою соломенную шляпу. Прохлада и полумрак прихожей были приятны после жары и солнечного блеска снаружи. Она очень любила это место, место встречи обитателей дома, здесь всегда царил легкий беспорядок: каждый оставлял на столе или стульях одежду, игрушки, книгу, газету или шитье. «Когда кончится война, надо будет оклеить прихожую заново», — подумала она, глядя на белые стены, оживленные старыми гравюрами с изображениями разных памятников Бордо, тарелками эпохи Директории из желто-белого фаянса с выписанными на них мифологическими персонажами… Она увидела свое отражение в высоком зеркале, потускневшем и запачканном. Как она похудела! Это не понравилось бы Франсуа, любившему округлые формы. Но больше всего ее поразил собственный взгляд, одновременно твердый и потухший… Ей вновь привиделись мертвые глаза Рауля. Камилла… Сидони… доктор Бланшар… Мари… ее отец… мать… супруги Дебре… Рафаэль Маль… все те мертвые, кого она любила… Кто же погиб еще?.. Альбер и Мирей?.. дядя Адриан?.. Лоран?.. Люсьен?.. Милый кузен Пьеро?..

— Леа, куда ты идешь?

Голос Шарля оторвал ее от видений.

— Я отнесу чемодан и пройдусь. Хочешь погулять со мной?

— О да, моя Леа, — воскликнул малыш, прижимаясь к ней.

Они внесли в хибару сумку и маленький чемодан и, взявшись за руки, спустились с террасы на поле. Несмотря на недостаток рабочих рук, виноградники были ухожены.

— Посмотри, моя сандалия слетает.

Леа нагнулась и поправила пряжку.

— Не двигайся! — шепнула она вдруг, пригибая ребенка к земле.

По дороге, протянувшейся вдоль кипарисов, семь или восемь человек в голубых мундирах шли, пригибаясь, держа перед собой автоматы. Дойдя до террасы, они остановились. Подбежали немецкие солдаты. Со своего места Леа видела только серо-зеленые шлемы. Офицер вермахта подал знак полицейским, взбирающимся на террасу.

Шарль попытался высвободиться из рук девушки.

— Пусти меня, ты мне делаешь больно.

— Прошу тебя, молчи… Немцы в Монтийяке.

Шарль задрожал.

— Я боюсь… я хочу к маме.

— Молчи, иначе они схватят нас обоих.

Он замолчал, беззвучно плача, не сознавая, что намочил свои штанишки.

Все было спокойно под солнцем, обжигающим равнину. Уж не почудились ли ей немцы и полицейские? Она напрасно напрягала слух, она не слышала ничего, кроме треска кузнечиков. Может быть, Руфь и тетя Бернадетта увидели их и успели скрыться? Нечеловеческий крик оборвал эту надежду. Не размышляя, Леа поднялась и побежала к террасе, держа Шарля за руку, проклиная свое цветастое платье, видимое издалека. Они спрятались за кипарисом. Немцы и полицейские сновали по двору, разбивая ударами сапог и прикладов ворота винных складов, автоматными очередями выбивая все стекла; мебель была выброшена через одно из окон второго этажа. «Зачем они делают это?» — подумала Леа. Она была слишком далеко, чтобы видеть и слышать ясно то, что происходило. Квадратные столбы двора частично заслоняли вид.

Подъехал грузовичок, задев за один из столбов. Грабеж начался. Крики, смех, выстрелы доносились до них, такие неправдоподобные в этом привычном месте, залитом солнцем. В огороде около дома Файяров двое полицейских гонялись за домашней птицей. Вдруг — о, ужас… горящий силуэт покаялся вверху на аллее, закружился и рухнул на гравий.

Леа прижала к себе ребенка, который больше не шевелился… Широко раскрытыми глазами она смотрела, как корчится тело одной из женщин, с которыми рассталась несколько минут назад… Кто это был: Руфь или Бернадетта?..

Пламя было таким сильным, что не удавалось рассмотреть лицо… оно плавилось. Вопль, вырывающийся из черной дыры рта, затих. Немецкий солдат ткнул обгоревшее тело концом стальной трубы, соединенной с двумя баллонами, закрепленными на его спине. Вероятно, сочтя, что тело еще недостаточно обгорело, он выпустил из трубы длинное пламя, сопровождаемое зловещим свистом. Скорченная рука трупа, воздетая к небу, словно призывающая на помощь Всевышнего, расплавилась под мощью огня. Это вызвало у солдата смех… Он повернулся и вошел во двор. В грузовичке громоздились ящики с вином. Леа, как парализованная, не могла отвести взгляд от дымящихся останков, страшный запах которых доносился до нее… В этом кошмаре на колокольне Сен-Мексана пробило два часа… Поезд прошел через виадук… Должно быть, в Сен-Пьер-д'Орийяке починили путь…

— Леа, ты меня раздавишь… я хочу уйти, мне страшно.

Шарль… Она почти забыла о нем, настолько он стал частью ее… Она с усилием повернулась, глядя на него, он заплакал… Она зажала ему рот рукой, встряхнула его.

— Молчи… Они нас схватят.

В ее голосе слышалась такая требовательность, что он перестал всхлипывать, но слезы продолжали течь ручьем, заливая его щеки и рубашонку…

Наверху, у дома, вино текло по подбородкам сброда в мундирах. Полицейский, качаясь, с бутылкой в руке, вышел со двора. Он расстегнул штаны и помочился, захлебываясь от смеха, на дымящиеся останки, потом повернулся к своим, жестом показывая, что пьет за здоровье сожженной… Леа стошнило… Шарль потянул ее за платье.

— Скорее, бежим!

Он был прав… Надо было спасаться… Она выпрямилась… НЕТ!.. Пламя вырывалось из окна комнаты ее родителей и из окна комнаты Руфи… Неподвижная, видимая отовсюду, она не могла оторвать взгляда от своего пылающего дома. Но Шарль оттащил ее. Ее голова все была повернута к своему жилищу, которое, как и для отца, было для нее пристанью. Леа горела вместе с родным домом…

— Не смотри… Бежим.

Мальчик тянул ее изо всех сил. Как добрались они никем не замеченными до дороги?.. Ребенок вытащил сумку и чемодан из домика путейцев и протянул их Леа, она машинально взяла багаж. Теперь огонь был виден издалека… Сирена Сен-Макера ревела над залитым солнцем полем… Рывком Леа повернулась. Что-то умирало в ней вместе с этим домом. Зачем оставаться здесь, где больше ничего нет? Решительным жестом она закинула на плечо сумку, отбросила свою соломенную шляпу, крепко сжала руку Шарля и, не оборачиваясь, пошла по дороге.