Виктор Андриянов - Полынь чужбины

Этого человека знали также под кличкой Урбан. Подлинная его фамилия — Сеник-Грибовский. Десять лет спустя в оккупированном Житомире его и Сциборского пристрелит бандеровский агент. Канцлер отвечал в ОУН за террор. С ним расправились так, как он сам расправлялся с неугодными по всему миру.

Наконец пришло письмо от Лисовика:

«...сегодня, 9.Х., вышел из строя Сыч. Прошу приготовить для меня новые адреса (в крайнем случае частные) также в Бельгии. Старые могут быть уже известны. Связь имею со всеми, с кем нужно. Прошу никому не писать, пока не сообщу адрес от себя.

Работа идет по директивам, которые мы получили. Но очень прошу о терпении, поскольку работа сейчас очень затруднена. Прошу также об осторожности. Не посылайте пока, что сюда никаких представителей.

Лисовик.

Получение этого письма прошу подтвердить сердечным приветом на известный Вам адрес».

Из центра сыпались отповеди.

«Положение в крае ужасное. Имею на этот счет сообщения от наших людей, которые были в крае. Вот как они характеризуют «работу» (этим словом Вы щеголяете в письмах) наших областных националистов. Так, как теперь представляется дело,—ни о какой работе там нельзя и говорить. Нет ее совсем. Думаю, что эти люди не имеют ни малейшего понятия, что им надо делать. Это состояние бездеятельности, какой-то апатии или чего-то похожего.

Дальше такое положение терпеть нельзя — это крышка».

«...После конгресса прошло уже очень много времени, за которое не только было можно, но и было необходимо добиться результата,—говорится в другом письме Сциборского.— У меня создалось впечатление, что дело ОУН в крае стоит на прежней фатально-безнадежной точке. Каковы причины этого — сейчас говорить не время, но этот вывод мне кажется совершенно обоснованным.

Есть основания думать, что наши представители на местах не только дезориентированы, но к этому добавляется и нежелание делать что-нибудь конкретное. Откровенно говорю, что у каждого нашего представителя есть своя концепция и свой рецепт работы, но они при первой же попытке их реализовать превращаются в пустое место.

Я сам работал в условиях ЧК, знаю меру возможного и невозможного. В своих требованиях ограничивался очень малым.

В самом деле, что совершено со времени конгресса? Симптомы очень невеселые. Невольно сопоставляешь слова и дела. Фразы областных националистов на конгрессе блестящи: диктатура, система... А практические результаты? Кладу руку на сердце и утверждаю: не вижу никаких».

И еще один документ — письмо Коновальца Андриевскому:

«Дальше Вы пишете о делах на Великой Украине. Я соглашаюсь с Вами в том, что наши усилия в этом направлении были минимальны, а результаты их еще меньшими. Я, однако, спрошу у Вас, дорогой господин инженер, что сделали позитивного члены ОУН, уроженцы Надднепрянщины, чтобы наши дела на Великой Украине как-то сдвинуть с места? Я не говорю уже о том, чтобы кто-то из них, кроме Сциборского, выразил желание туда поехать и там, на месте, после изучения дел, завязать контакты и поставить конкретный план нашей там акции. Все сводилось к утверждениям, что нужно «что-то делать», или предлагались террористические акты против большевиков не где-нибудь, а в Польше или на ЗУЗ 1 1 Западноукраинские земли. . Разве на этом можно строить наши акции на ВУ 2 2 Великая Украина. ?

Есть две причины, на мой взгляд, почему нам так трудно подойти к решению проблемы нашей акции на ВУ. Прежде всего, положение на самой Украине под большевистским режимом таково, что начать нам из-за границы какую-то акцию, безусловно, страшно тяжело. Но вот, к примеру, русская эмиграция все-таки что-то делает и имеет связи. Встает вопрос, почему не имеет таких связей украинская эмиграция? Ведь каждый из уроженцев Надднепрянщины оставил там своих родных и знакомых и хотя бы через них мог бы в условиях большевистской обстановки что-то в этом направлении сделать. На деле же ничего не делается. Значит, надо искать причины такого явления.

Причина, на мой взгляд, заключается в том, что сама украинская эмиграция скомпрометировала на Великой Украине идею самой связи с эмиграцией. Результатом этой компрометации был процесс СВУ... Поэтому сейчас мы стоим перед очень грустным для нас явлением, что с украинской эмиграцией как противобольшевистской силой никто абсолютно не считается, потому что все знают, что за эмиграцией нет никакой организованной силы.

Для меня абсолютно ясно, что в постановке нашего дела на Великой Украине мы не можем обходиться теми методами, которые используем на ЗУЗ. Методы наши должны быть совсем иные и знакомы только крайне ограниченному кругу людей.

Теперь хочу задать Вам два вопроса. В случае, если бы на ВУ кто-то совершил какой-нибудь террористический акт и заявил, что он совершил его по поручению ОУН, Вы, господин инженер, также считали бы, что мы должны были бы в том случае сделать заявление, что мы с террором не имеем ничего общего? Второй вопрос: нужно ли и целесообразно ли такое заявление в случае какого-либо акта против большевистского представителя, проведенного нашим членом в Польше или на ЗУЗ?

Искренне Вас приветствую.

P.S. Копии этого письма посылаю Сциборскому, Марганцу, Ярому и Онацкому».

«Чрезвычайно важным для настоящего момента» Конова-лец считал «вопрос связи». Он настаивал, что «все сообщения надо пересылать курьером. Для этой цели мы назначим в пристани одного курьера, а одного должен иметь под рукой Лисо-вик. Курьером нужно назначить старых работников, людей совершенно надежных, разбирающихся досконально во всех делах, чтобы не было нужды ничего записывать, а все могли запомнить».

«Я прошу Лисовика,— продолжал он,—очень тщательно провести проверку людей на базе. На всякий случай прошу Ли-совика не поддаваться иллюзиям, будто провокатор сидит за границей, но разглядеться очень внимательно там, на месте, вокруг себя. Впрочем, об этом деле мы будем подробнее говорить при встрече».

Андриевский — Марганцу, 11 декабря 1931:

«Нет ли в Праге пристойного украинского композитора? Есть у меня «Марш украинских националистов» на слова из «Сурми», музыку написала одна бельгийка, душой и телом преданная если не украинскому национализму, то украинскому националисту. Но, к сожалению, мелодия несколько тяжеловата. Так что хотелось бы ее переделать, приспособить к духу украинского языка...»

В верхушке ОУН в ходу так называемая доверительная информация — на деле доносы друг на друга в письменной форме. Приведем «сочинение» Коновальца, в котором он характеризует саму верхушку ОУН:

«Глубокий ум, сильная воля, личная отвага и решимость, умение вживаться в настроения тех, кто на украинских землях должен создавать основу революции,— вот те идеальные черты, которыми должны были бы обладать вожди украинской революции».