Дмитрий Мережковский - Бремя власти: Перекрестки истории

Зубов Николай Александрович (1763–1805) – генерал-поручик (1796), обер-шталмейстер (1800). Службу начал в 1782 году в лейб-гвардии конном полку, в 1783 произведен в корнеты. Обладал большой физической силой, в обращении отличался грубостью, высокомерием. Осенью 1794 года женился на дочери А. В. Суворова – Наталье («Суворочке»). В 1796году первым известил Павла I в Гатчине о смерти императрицы Екатерины II. В 1800 году возвращен ко двору. Активный участник заговора против императора Павла I; когда заговорщики 11 марта 1801 ворвались в спальню Павла I, Зубов первым нанес ему удар золотой табакеркой в висок. Зубов Валериан Александрович (1771–1804) – выдвинулся вместе со старшим братом Платоном. В 1793–1794 годах командовал военным отрядом в Польше, где лишился ноги; прибыв в апреле 1795 года в Петербург, явился к императрице в кресле на колесах. В 1796 году был назначен главнокомандующим Персидского похода; по восшествии на престол Павел отозвал корпус Зубова в Россию. Уваров Федор Петрович (1769–1824) – граф, боевой генерал, отличился при Аустерлице, под Бородином, генерал-адъютант, командир гвардейского корпуса, член Государственного совета. Талызин Петр Александрович (1767–1801) – генерал-лейтенант. Депрерадович Леонтий Иванович (1766–1844) – по происхождению серб, участвовал в турецких и польских войнах, генерал-майор, командир лейб-гвардии Семеновского полка, пользовался доверием цесаревича Александра – шефа полка. Яшвиль Владимир Михайлович (1764–1815) – из грузинских князей, капитан гвардейской артиллерии. Аргамаков Иван Андреевич (1725–1820) – подполковник, участник Польской кампании, отличился в бою при Вильно, впоследствии достиг чина генерал-майора.

Беннигсен Левин Август Теодор (1745–1826) – барон. В 1773 году поступил на русскую службу, участвовал в русско-турецких войнах, в Польской кампании и в Персидском походе. Весной 1798 года был уволен и подвержен опале, причем Павел сам запретил Беннигсену выехать из России. Благодаря интригам Палена возвращен в 1800 году.

Комментарий Ланжерона: «Что за человек! Вот каким надо быть, чтобы произвести революцию. Но всякий честный человек отступил бы перед подобной клятвой».

Павел вспомнил о другом сыне, приняв за Константина одного из офицеров, имевшего с ним некоторое внешнее сходство: «Как, и Вы здесь, Ваше высочество!»

Официальная цифра. Все население Санкт-Петербурга составляло в ту пору 220 тысяч человек. Вероятно, столь большое количество пришедших ко гробу объясняется тем, что ходили по нескольку раз. Так Н. И. Греч пишет: «Я раз десять от нечего делать ходил в Михайловский замок и мог видеть только подошвы его ботфортов и поля широкой шляпы, надвинутой ему на лоб» [15, 137].

В. Гиляровский так охарактеризовал политическую обстановку своего времени: «В России две напасти: внизу – власть тьмы, а наверху – тьма власти».

По мнению В. О. Ключевского, «самодержавие – не власть, а задача, т. е. не право, а ответственность. Задача в том, чтобы единоличная власть делала для народного блага то, чего не в силах сделать сам народ через свои органы. Ответственность в том, что одно лицо несет ответственность за все неудачи в достижении народного блага. Самодержавие есть счастливая узурпация, единственное политическое оправдание которой – непрерывный успех или постоянное уменье поправлять свои ошибки или несчастия. Неудачное самодержавие перестает быть законным. В этом смысле единственным самодержцем в нашей истории был Петр Великий. Правление, сопровождающееся Нарвами без Полтав, есть nonsense» [29; 443].

В. О. Ключевский писал: «Сумасбродство Павла признают болезнью и тем как бы оправдывают его действия. Но тогда и глупость, и жестокость тоже болезнь, не подлежащая ни юридической, ни нравственной ответственности. Тогда рядом с домами сумасшедших надобно строить такие же лечебницы для воров и всяких порочных людей» [29; 432].

Начало этому процессу духовного «расхождения» народа и царя положено реформой Никона и продолжено Петром I, который склонялся более к протестантизму, нежели к православию, и подчинил церковь государству.

Слова Ф. Бэкона. Ему вторит П. Буаст: «Тот, кто держит цепь, почти не свободнее того, кто ее носит».

Антон Крайний (Гиппиус З. Н.). Хлеб жизни // Мир искусства. 1901. № 11–12. С. 323.

Публикаторы справедливо замечают, что время и место создания рукописи не могли не отразиться на тексте, созданном в условиях, когда первым его читателем был следователь НКВД. Тем не менее изложенные мысли тесно связаны со многими сочинениями Флоренского, что позволяет считать записку выражением его философских идей.

В. О. Ключевский писал в 1901 году: «Всякое общество вправе требовать от власти, чтобы им удовлетворительно управляли, сказать своим управителям: «Правьте нами так, чтобы нам удобно жилось». Но бюрократия думает обыкновенно иначе и расположена отвечать на такое требование: «Нет, вы живите так, чтобы нам удобно было управлять вами, и даже платите нам хорошее жалованье, чтобы нам веселее было управлять вами; если же вы чувствуете себя неловко, то в этом виноваты вы, а не мы, потому что не умеете приспособиться к нашему управлению и потому, что ваши потребности несовместимы с образом правления, которому мы служим органами» [29; 426].

М. Е. Салтыков-Щедрин замечал, что суровость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.

Но окончим разговор о временах. Осмеянное, растоптанное время Павла окажется привлекательным в моменты переломные, когда заговорят о порядке и борьбе с сословными (дворянскими) привилегиями. Не случайна ремарка известного литератора и издателя Н. И. Греча, в памяти которого правление Павла оставалось царством ужаса, сравнимым с «Робеспьеровым»: «Хорошо теперь заочно хвалить время Павла! Пожили бы при нем, так вспомнили бы» [13; 117]. А вот замечание Ходасевича, опять же сделанное в канун переломного времени (Первой мировой войны), когда он работал над романом «Державин». Литератор писал: «Когда русское общество говорит, что смерть Павла I была расплатой за его притеснения, оно забывает, что он теснил тех, кто расширялся слишком широко… Он любил справедливость – мы к нему несправедливы».

В «оправдание» Н. М. Карамзина приведем строки из оды на восшествие на престол Александра I другого поэта, Г. Р. Державина: «Умолк рев Норда сиповатый, // Закрылся грозный, страшный взгляд…» Современникам нетрудно было понять, у кого был «сиповатый» голос и «страшный взгляд». Между прочим, именно при Павле I Державин продвинулся по службе дальше, чем при Екатерине II.