Евгений Анташкевич - Хроника одного полка. 1915 год

«Однако и вправду тут что-то было!» – подумал он. Клешня повернулся и прокричал:

– Бунт, ваше высокоблагородие! Щас мы им! – Он стал править коляску к Садовому кольцу, чтобы выехать на Мясницкую. Садовое кольцо было пустым, они его проскочили, и Вяземский снова увидел разорённые и кое-где ещё дымящиеся лавки. Клешня гнал в три кнута и не сбавлял ходу, объезжая то комод, то выломанную дверь, то разодранный диван, то большие кучи домашнего хлама, а иногда, и Вяземский это отчётливо понимал, на мостовой чернели пятна пролитой крови.

Ближе к Чистым прудам стал появляться народ, Клешня не сбавлял хода, люди, выходившие из ворот или шедшие по проезжей части, шарахались, и мимо головы Вяземского полетел камень. Чем ближе к Мясницкой, тем людей становилось больше, в узком въезде между почтамтом и Академией художеств их стало ещё больше, и тогда Клешня засвистал и заорал во всё горло:

– Расступись, халява! Инер-рала везу!

«Вот стервец!» – подумал Аркадий Иванович и стал смотреть на людей. Те, кого он успел разглядеть, на людей были мало похожи, у них были синие, грубые, битые лица, и на лицах глаза как наклеенные.

Мясницкая стояла разгромленная.

Клешня расталкивал конём и криком проснувшихся после вчерашнего бунта, ещё не пришедших в себя с похмелья, гостеприимных и сказочно хлебосольных москвичей, коляска пролетела треть улицы, пара камней ударила по чемоданам, и Вяземский увидел, что витрины оружейного магазина впереди на углу Кривоколенного переулка забиты деревянными щитами и крыша как-то необычно просела. Аркадий Иванович машинально ощупал кобуру. В это время Клешня так резко повернул налево в переулок, что коляска проехала поворот на двух правых колёсах.

– Они, ваше высокоблагородие, в магазине сидят, хотят отстреливаться… У них дорогой товар, им иначе нельзя, я вас проведу! – Клешня прокричал это и остановился у ворот: – Открывай, с-сучья пасть!

Он соскочил и стал колотить в ворота.

– Не боись, свои, денег вам привезли! Открывай, сами рады будете!

Видимо, за воротами кто-то был, Вяземский услышал, как загремел замок, в воротах открылось окошко, и в нём показалось лицо того самого приказчика. Глаза у него были испуганные.

– Не велено! Уходи! – закричал он Клешне. – У нас есть разрешение обороняться всеми дозволенными средствами, ща полицию позову!

– Кому врёшь, полицию, – в ответ в самое окошко прокричал приказчику Клешня. – Зенки разуй, глянь, кто со мной…

Только тут приказчик увидел Вяземского, на мгновение у него застыл в глазах вопрос, но через секунду ворота уже дрогнули.

– Только вас одного, ваше сиятельство, только одного, ваш заказ уже два дня дожидается, поторопитесь!

Вяземский соскочил, глянул на Клешню, тому предстояло остаться снаружи в переулке, но Клешня стоял таким молодцом, что… Вяземский прошёл в образовавшуюся щель.

Сделка была совершена, приказчик в секунду перешелестел купюры, подал с подобием улыбки длинную, узкую, обтянутую жёлтой жатой кожей коробку с винтовкой и взвалил на плечо красивую, блестящую цинку с патронами. Вокруг суетились другие приказчики, общим числом три: один выскочил во двор и снимал засов, другой стоял с переломленной заряженной курковкой, третий сопровождал Вяземского. За воротами кто-то уже кричал и послышался глухой удар. Приказчик жестом попросил Вяземского остановиться, но Аркадий Иванович его оттеснил и стал тянуть ворота, когда образовалась щель, он высунулся и увидел: против Клешни переминались несколько бунтовщиков.

– Давай складай чего купили! – заорал Клешня. – В коляску складай!

Приказчики по одному выскакивали, один сбросил на дно коляски цинку, другой выхватил у Вяземского коробку и положил рядом с цинкой аккуратно. Оба тут же исчезли, и Аркадий Иванович услышал, как изнутри накинули засов. Клешня ударил ногой ближнего бунтовщика в пах, тот подпрыгнул и упал на мостовую лицом, на Клешню кинулся другой, и Клешня дал ему рукой, как цепом, по голове, и Аркадию Ивановичу показалось, что глаза и рот напавшего сошлись в одну линию. Вяземский выхватил револьвер и выстрелил вверх.

– Не трать патрон, вашбродь! – прокричал Клешня. – Москва бьёт с носка! Твой запрос – моя подача! – Он ухватил ближнего, рванул его на себя и подсёк, и тот завалился под коня.

Аркадий Иванович глянул на коня, конь стоял зажмурившись.

Клешня выхватил из сапога длинный поварской нож, как артиллерийский палаш, нож блеснул, толпа ахнула, и возопил тонкий бабий голос:

– Бей германца, оне переодетыя!

Но Клешня успел подтолкнуть Вяземского к коляске, просипел:

– Держи покупку! – Сам взлетел на козлы, и конь рванул на толпу. Толпа раздалась. Аркадий Иванович устоял на ногах, потянул из ножен шашку, и толпа раздалась ещё.

Воинский эшелон с Виндавского вокзала тронулся вовремя. Обед, поданный Клешней из домашних запасов, был восхитительный. И тут Вяземский вспомнил о том, что хотел спросить уже давно:

– Скажите, Александр, а что это за слово такое, которое вы употребляете с извозчиками?

– Какое? – удивился Клешня.

– Ехай!

И тут Клешня улыбнулся широко и душевно:

– А в Москве, выше высокоблагородие, все так говорят!

Подполковник Вяземский и денщик Клешня возвращались на театр войны.

И война не стояла – она гуляла на широчайшей сцене: от Риги на севере и до границы с Румынией на юге; с запада на восток от Варшавы и до Ковно и Львова.

Клешня отпросился у Вяземского из офицерского вагона ночевать в теплушки к пополнению. Своим умением он превзошёл всех других денщиков, и был этим очень доволен; на каждой даже мало-мальской остановке он умудрялся вернуться с чайником кипятку. Офицеры-соседи очень завидовали Вяземскому и по поводу Клешни, и особенно поглядывая на «Владимира с мечами». В армию многие были только что призваны и об обстановке на фронте осведомлены по патриотическим газетам и разливающимся по империи слухам, поэтому объяснения был вынужден давать Вяземский, но и Аркадий Иванович мало что знал о том, что произошло за последние две недели.

Её – войну – Аркадий Иванович начал в своём родном Кавалергардском полку в составе 1-й бригады 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии под командованием генерала Казнакова. Прошение о переводе из гвардии в армию Аркадий Иванович подал в самом начале 1914 года, но, только когда германец уже громил 2-ю армию генерала Самсонова, оно было удовлетворено.

Офицеры, с которыми Аркадий Иванович сейчас возвращался на фронт, туда ещё только ехали, однако кто был их сосед, они понимали, что это был человек, пелёнатый офицерским шарфом и учивший алфавит по офицерскому патенту… И они стали спрашивать! Ладно бы прямо, мол, что происходит на фронте, то есть на войне?.. И так далее. Но они спрашивали иначе, как настоящие патриоты, как люди, которые уже рубали, и не только щи с капустой: