Алексей Новиков - Последний год

Не посылает ли судьба повод, чтобы разом кончить и затянувшуюся историю с Дантесом? Стоит лишь отправить ему короткий вызов на дуэль, не обременяя себя никакими объяснениями. Надо рубить узел, который нельзя развязать. Пора!

Стал совсем спокоен. Собрал все три экземпляра пасквиля, попавшие к нему в руки за одно утро, и спрятал в дальний ящик письменного стола.

Он найдет ядовитую гадину, рассылающую гнусные пасквили. А для начала сейчас же пошлет короткий вызов на дуэль барону Жоржу Дантесу-Геккерену.

Александр Сергеевич взялся за перо…

Вызов, посланный Пушкиным, не попал в руки к Дантесу. Он нес 5 ноября суточное дежурство в полку.

Удар обрушился на измученную голову голландского посланника.

Барон только что размышлял о предстоящей женитьбе нареченного сына. Взвесив обстоятельства, посланник уже готов был примириться с этой неприятностью, наименьшей из тех, которые, как оказывается, могли угрожать Жоржу. И вдруг вызов Пушкина, совершенно неожиданный и столь же зловещий!

Понятия не имел Луи Геккерен о том, что автор пасквиля, доставленного накануне городской почтой Пушкину, бросил в игру свою собственную карту и смешал все ставки, спутал все расчеты. Свадебная карта Геккеренов оказалась бита раньше, чем ее успели пустить в ход.

Стараясь разгадать причины вызова, барон Луи заново рассматривал поведение Жоржа. Неужто Жорж допустил какую-нибудь чересчур откровенную неосторожность? Не может быть. Жорж ни в чем не менял привычного поведения с госпожой Пушкиной. Почему же теперь, когда Жорж готов публично засвидетельствовать своей женитьбой великодушный отказ от госпожи Пушкиной, именно теперь ее муж, как медведь, лезет на рогатину? Ничего глупее нельзя придумать. Однако, кто может поручиться за направление шальной пули, выпущенной из дуэльного пистолета? Надо спасать нареченного сына. Время не ждет.

Посланник овладел чувствами и, собравшись на выезд, твердо приказал кучеру:

– На Мойку, к Конюшенному мосту!

Пушкин принял незваного гостя. Был вежливо сух. Барон Луи не без труда нашел выражения, чтобы изложить свою просьбу. Поручик Геккерен, находящийся на дежурстве в полку, еще ничего не знает. Но он, барон Луи Геккерен, разумеется, принимает вызов от имени сына. Принимает без всяких оговорок. Однако он просит господина Пушкина понять чувства несчастного отца: все случилось так неожиданно, все так ему непонятно…

Барону очень бы хотелось сказать напрямки, что вместо дуэли им, как будущим свойственникам, куда бы лучше обсудить вопрос о предстоящей свадьбе. Но теперь, после вызова, присланного Пушкиным, объявить о сватовстве Жоржа к Екатерине Гончаровой совершенно невозможно. Иначе на Жоржа падет оскорбительное подозрение в трусости. Самое сватовство могут истолковать при создавшихся обстоятельствах как бегство из-под дула пистолета… Черт бы побрал этого Пушкина!

Сидя в кабинете поэта, барон Луи бросал на него растерянные взгляды и мог говорить только о чувствах несчастного отца, застигнутого врасплох неожиданным вызовом. Он просил отсрочки на сутки.

Пушкин согласился. Вызов сделан. Не все ли равно, сегодня или завтра противники взведут курки? Александру Сергеевичу было важно как можно скорее выдворить опасного посетителя. Самый факт его появления мог привлечь внимание домашних. Слава богу, Натальи Николаевны не было дома. Но сразу после отъезда барона Геккерена в кабинет пришла Азинька.

– Что скрывается за этим неожиданным визитом? – спросила она с тревогой.

– Ничего важного, – отвечал поэт.

– Вы не мастер лгать, – настаивала Александра Николаевна. – Должны быть очень важные причины для того, чтобы барон Геккерен, которому вами отказано от дома, решился посетить вас.

– По правде, я сам не понимаю истинных намерений барона. Не будем о них гадать. Пусть это посещение останется до времени тайной, Азинька… Беру с вас слово!

А барон Луи Геккерен, вернувшись в посольство, ломал голову над неразрешимой задачей. Лучшее средство предотвратить дуэль – это объявить о предстоящем сватовстве. Но до отказа Пушкина от вызова объявить о нем невозможно.

Да и не будь злосчастного вызова, с объявлением сватовства все равно нельзя было бы спешить: иначе эта неожиданная свадьба, не будучи подготовлена во мнении света, вызовет бурю недоуменных толков. Но и медлить со сватовством теперь тоже нельзя – иначе неотвратимая дуэль и невероятный скандал, скандал независимо от исхода поединка. Что скажет грозный император? Посланник с ужасом чувствует, что в вихре надвинувшихся событий может рухнуть его собственная дипломатическая карьера.

Дуэль надо предотвратить во что бы то ни стало и любыми средствами… А короткие часы отсрочки бегут. В поисках выхода барон Луи Геккерен вспомнил о фрейлине императрицы, Екатерине Ивановне Загряжской. Пусть она спасает репутацию племянницы, поскольку эту репутацию выставил как мишень для дуэльных пистолетов неистовый Пушкин. Фрейлина Загряжская представилась барону надежной единомышленницей.

«Союз и тайна, – заключил старый дипломат, приступая к действиям, – непроницаемый покров тайны прежде всего!»

В тот же вечер голландский посланник посетил престарелую фрейлину.

После коротких учтивостей гость приступил к делу.

Когда он объявил о предложении руки и сердца, которое имеет честь сделать высокочтимой мадемуазель Екатерине Гончаровой барон Жорж Геккерен, госпожа Загряжская ограничилась тем, что чаще, чем обычно, стала нюхать из любимого флакона с целебной солью. Попросту говоря, ничего не могла понять видывавшая всякие виды старая фрейлина. Но не успела еще Екатерина Ивановна прийти в себя от неожиданного сватовства, как барон объявил, что счастью будущих жениха и невесты препятствует вызов на дуэль, который прислал Жоржу Геккерену без всяких мотивов господин Пушкин.

Едва услышала это Екатерина Ивановна, любимый флакон выпал из ее рук, грохнулся на пол и разбился, а она так и осталась сидеть с растопыренными руками, будто гость сам навел на нее дуло пистолета.

По счастью, барон Луи тотчас нашел на столике запасной флакон с целительной солью и продолжал деловито толковать о том, что единственно участие высокочтимой Екатерины Ивановны по родству с Пушкиными может предотвратить кровавую драму. Бог поможет ей, если это возможно, принудить господина Пушкина к отказу от дуэли, после того как он узнает о предстоящем сватовстве.

На том и уехал гость, взяв слово держать все в тайне.

Оставшись одна, фрейлина Загряжская приказала никого более не принимать. Ей представилось, что пришел смертный час. Не могла подняться с кресла, чтобы пасть ниц перед святыми иконами.