Алексей Новиков - Последний год

«Я не колеблюсь написать то, что могу заявить словесно. Я вызвал господина Жоржа Геккерена на дуэль, и он принял вызов, не входя ни в какие объяснения. Я прошу господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов как несуществующий, осведомившись по слухам, что господин Жорж Геккерен решил объявить свои намерения относительно брака с мадемуазель Гончаровой после дуэли».

Услышав шаги, поэт обернулся. В дверях стояла Наталья Николаевна. Она бросилась к нему, впилась глазами в начатое письмо. Ужели тщетны все ее мольбы и усилия?

– Ты не отошлешь этого письма, – ее голос был так тих, что Пушкин едва расслышал.

– Если не я, то кто же защитит тебя, жёнка?

– Ты не отошлешь этого письма, – еще раз повторила Наталья Николаевна. Голос был все тот же – тихий, едва внятный. Она стояла с низко опущенной головой, беспомощно опустив руки.

Надо было подбежать к ней. Надо было взять ее холодеющие руки в свои. Надо было заглянуть в ее полные ужаса глаза… Но Пушкин остался в своем кресле. Кто же, как не он, защитит ее, жертву адских, может быть не до конца разгаданных, интриг? Еще раз пробежал глазами письмо. Если брошено в лицо Дантесу постыдное обвинение в том, что он покупает отказ от дуэли своей свадьбой, то, может быть, будет еще язвительнее, если написать в заключение несколько нарочитых слов о его благородстве? Александр Сергеевич на минуту задумался.

«Я не имею никакого основания, – закончил он, – приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека…»

Он обернулся к жене:

– Конец – и богу слава!

Наталья Николаевна как завороженная протянула руку к письму, поднесла его близко к глазам. Последние, только что приписанные Пушкиным, строки, видимо, ободрили ее. Ей показалось, что она победила. А может быть, это вовсе не победа? Как разобраться в тонкостях писем, которыми обмениваются люди, дошедшие до дуэли? Наталья Николаевна перечитала строки о женитьбе Жоржа; их ни в каком случае не должно было быть в письме – так ясно говорил ей об этом добрый друг Жуковский. Но тут же опять увидела, что Жорж назван в письме благородным человеком. Значит, она все-таки победила?..

В порыве благодарности она приникла к мужу:

– Своим великодушием ты спас всех нас!

Александр Сергеевич не решился разрушить ее надежды. Он отправил письмо, которое было равносильно пощечине. Ссылка на благородство человека, бегущего от дуэли под венец, если и приглушала оплеуху, то только для очень неразборчивого человека. Вот этого и не понимала, по-видимому, Наталья Николаевна.

Между тем письмо Пушкина получили секунданты, ожидавшие его с крайним нетерпением. Соллогуб прочитал и отдал д'Аршиаку. Ему принадлежало решительное слово. Виконт погрузился в глубокое размышление, потом поздравил Дантеса женихом. Но отодвинул от него опасное письмо, потому что жених, прежде чем благодарить, хотел сам с ним ознакомиться.

Д'Аршнак не считал это удобным. Дантес тотчас согласился. Он вполне доверяет своему секунданту. В самом деле – ему незачем читать полученное от противника письмо. Гораздо удобнее положиться на виконта д'Аршиака, известного непримиримой строгостью в вопросах чести.

Граф Соллогуб поспешно присоединил свои поздравления. И Жорж Геккерен тотчас вошел в новую роль.

– Поезжайте к господину Пушкину, граф, – сказал он Соллогубу растроганно, – и поблагодарите его за то, что он согласился кончить ссору… О, я надеюсь, что мы будем видеться как друзья! Прошу вас, повторите ему эти слова!..

Оба секунданта поехали к Пушкину. Пушкин вышел к ним в гостиную. Заметно побледнел, когда секунданты заявили о ликвидации конфликта. Словно ожидал совсем другого.

Виконт д'Аршиак, не меняя официального тона, передал ему благодарность Жоржа Геккерена. Соллогуб прибавил: он со своей стороны обещал, что Пушкин будет обходиться с бароном как с добрым знакомым.

В глазах Пушкина зажегся гнев.

– Напрасно! – отрезал он. – Между моим домом и домом Дантеса не может быть ничего общего…

Секунданты поспешили откланяться.

Проводив их, Пушкин прошел в столовую.

– Поздравляю тебя невестой, – сказал он Екатерине.

Наталья Николаевна испытующе поглядела на мужа. Совсем не весело было его усталое лицо…

Но разве она все-таки не победила?

Свадьба состоится! О свадьбе можно, наконец, объявить!

Особенно торопились Геккерены. Раньше они рассчитывали, что до официального сватовства Жорж успеет разыграть роль влюбленного в Екатерину. Тогда весть об этой свадьбе не была бы подобна разорвавшейся бомбе. Но события опередили все расчеты. Теперь о свадьбе надо объявить без малейшего промедления, хотя очевидно, что бомба разорвется с оглушительным шумом.

После совещания с фрейлиной Загряжской было решено: объявление последует на следующий же день, благо у Салтыковых на 18 ноября назначен бал. На бале и примут первые поздравления будущие супруги. И тотчас узнает об этом весь петербургский свет.

На бале у Салтыковых жених и невеста оказались в центре общего внимания.

Дантес не отходил от Катеньки. Только Пушкин почему-то не ответил на поклон жениха. Только Наталья Николаевна почему-то не танцевала. И почему-то именно на чету Пушкиных устремлялись взоры – жадные, любопытные, настороженные, злорадствующие.

Бомба взорвалась! Развязка, после которой должен был опуститься занавес над несостоявшейся драмой, больше походила на завязку новой трагедии. Еще наглухо опущен занавес, и самые любопытные, самые нетерпеливые вестовщики не знают, когда и кем будет дан знак к продолжению.

Ничего не могли понять в происшедших событиях даже близкие друзья поэта.

В доме Карамзиных писали письмо Андрею Николаевичу, путешествовавшему за границей. Екатерина Андреевна, сообщив сыну о предстоящей свадьбе Дантеса, как нельзя ярче отразила свои недоумения: «Кто женится и на ком, ты ни за что не догадаешься… Это прямо невероятно – я имею в виду свадьбу». Письмо заключалось загадочным признанием: «Но все возможно в этом мире всяческих невероятностей».

Софья Николаевна продолжала:

«У меня еще есть для тебя престранная новость… Ты хорошо знаешь обоих действующих лиц, мы нередко рассуждали с тобой о них, но никогда не говорили всерьез… В обществе удивляются, но так как история с письмом мало кому известна (Софья Николаевна имела в виду гнусный «диплом», присланный Пушкину), то это сватовство объясняют более просто. И только сам Пушкин – своим волнением, своими загадочными восклицаниями, обращенными к каждому встречному, своей манерой обрывать Дантеса при встречах в обществе или демонстративно избегать его – добьется в конце концов, что люди начнут что-то подозревать и строить свои догадки…»